– Дорогие друзья! – начал он. – Первое слово должны сегодня сказать наши новые товарищи, новые члены нашей советской сахалинской семьи. Пусть скажут женщины, те, что за несколько часов сумели создать в этом доме родной русский уют… Пусть скажет Мария Тимофеевна Ныркова…
Все взгляды обратились к Нырковой. Она медленно встала. Её светлые волосы были гладко зачёсаны назад, цветной платок покрывал полные плечи. Губы её чуть вздрагивали.
– Товарищи… – негромко сказала она. – Не мне речи вам говорить… не мне. Вот мы ехали к вам, далеко-далеко… Через всю Россию… Через море какое!… И думали: что найдём, что увидим?… А увидели такое, чего и не ждали… Какие дома построили! Сколько рыбы берете! Как встретили нас! Спасибо вам, товарищи!
Она низко поклонилась присутствующим и села.
Минуту длилась тишина, а потом раздались дружные аплодисменты. Люди встали, задвигали стульями. Зазвенела посуда. Все потянулись чокаться с Марией Тимофеевной.
– Мужу, мужу слово! – закричали рыбаки.
– Друзья! – звонким, далеко слышным голосом сказал Нырков, вставая. – Друзья дорогие и ты, жена моя, Марья Тимофеевна, и вы, жены товарищей моих!… Спасибо, что приехали к нам! Спасибо вам от всех нас и от земли сахалинской. Выпьем же первый глоток за счастье этой земли.
Снова раздались громкие аплодисменты. Все поднялись со своих мест.
Когда аплодисменты стихли и люди уселись, Доронин незаметно кивнул Вологдиной и вышел на крыльцо.
Светила луна. Лунная дорожка – совсем как на юге – уходила далеко в море. В ковше покачивались десятки судов. Их сигнальные огни, перемешиваясь с лунным светом, отражались на мокром камне пирса.
На берегу тянулись к небу элеваторные вышки. Точно змеи, извивались толстые шланги рыбонасосов. Тускло поблёскивали обручи на бочках, сложенных бесконечными рядами.
Дверь открылась, и на пороге появилась Вологдина. За её спиной слышался звон посуды и громкий смех.
– Вы что, Андрей Семёнович? – спросила Вологдина. – Почему ушли?
Доронин молчал. Он смотрел на Вологдину и не мог произнести ни слова. Грудь ему стеснило какое-то странное чувство, граничащее с болью. Он с трудом дышал.
– Для чего меня позвали? – снова спросила Вологдина.
– Видите ли, Нина Васильевна, – с усилием заговорил Доронин, удивлённо прислушиваясь к тому, как незнакомо и глухо звучит его голос, – наш праздник затягивается… Людям пора идти в море…
– Ну и что же?
Доронин остановился и робко, почти с мольбой, посмотрел на Вологдину. Его волнение передалось и ей. Казалось, она поняла, что делается у него на душе.
– Хорошо, Андрей Семёнович, – сказала она изменившимся голосом, – сейчас я пойду и скажу Марье Тимофеевне…
– Подождите! – испуганно воскликнул Доронин, хотя Вологдина не тронулась с места. – Я сказал вам неправду… Дело совсем не в этом. То есть я позвал вас не за тем…
Он смутился и замолчал. Вологдина тоже молчала. Она стояла рядом с ним, и он слышал её неровное, прерывистое дыхание.
– Я позвал вас, – тихо, но решительно сказал Доронин, справившись наконец со своим смущением, – потому что мне хотелось немного побыть с вами… Вдвоём с вами… Совсем немного…
– Андрей Семёнович… – отозвалась Вологдина, и Доронину показалось, что он не столько слышит её слова, сколько ощущает их всем своим существом, – Андрей Семёнович… Это хорошо… что вы позвали меня…
Доронин взял её за руку.
– Правда? – дрогнувшим голосом спросил он.
– Правда, – чуть слышно ответила Вологдина, и Доронин почувствовал лёгкое пожатие её руки.
– Нина Васильевна! – с жаром начал он, но в этот момент дверь распахнулась, на крыльцо легла широкая полоса света, и в ней показался Нырков.
Доронин отпустил руку Вологдиной.
– В море, товарищи, в море! – оживлённо заговорил Нырков. – Как говорится, делу – время!
Глаза его мало-помалу привыкли к темноте, и он увидел Вологдину, по-прежнему стоявшую рядом с Дорониным.
– Товарищ начальник лова, – с шутливым упрёком обратился он к ней, – что же вы не руководите вашими людьми?
Нырков посмотрел на Вологдину с добродушным лукавством.
– Мы только что об этом говорили, – суховато ответил Доронин.
– Об этом? – для чего-то переспросил Нырков.
– Об этом, – повторил Доронин и зашагал к конторе, улыбаясь в темноте счастливой улыбкой.
Вскоре после того как «Россия» отправилась на материк, к берегу подошёл и остановился на ближнем
