В воскресенье вечером собрались на квартире у Клауса, где хозяин дома раздал участникам акции оружие. Те, кто носил длинные куртки-анараки и мог спрятать оружие под полой, получили автоматы «Узи», остальным, в том числе и Рихарду, достались пистолеты 'вальтер'.

Каждый продемонстрировал перед Клаусом умение обращаться с оружием. Затем Клаус вынес из соседней комнаты пачку листовок, и Рихард сразу сообразил, что и те листовки, которые разбрасывались на недавнем митинге, где прогнали с трибуны фон Тад-дена, были заготовлены и розданы все тем же Клаусом, у которого, по-видимому, была тесная связь с какой-то типографией.

У здания суда Рихард появился часа за полтора до начала, чтобы еще раз запечатлеть в памяти все переулки и проходные дворы, которые можно будет использовать для отхода. Войдя в здание, он увидел на втором этаже закрытую дверь и на ней объявление: '12.00. Дело Борха. Предварительное слушание'. 'Еще не менее часа должно пройти, прежде чем эта дверь откроется…' — подумал Рихард и снова вышел на улицу. Он нащупал небольшой пистолет, засунутый под ремень в брюки, и его охватило чувство решимости и уверенности.

Но вдруг Рихард ощутил страх. А что, если его случайно встретит здесь Герда? Как объяснить ей, что он делает тут, возле здания суда? Это предположение было нелепым: Герда обычно разъезжает в машине и, конечно же, из окна своей «букашки» никогда не обратит внимание на бродящего в толпе пешеходов Рихарда. Но завтра он обязательно позвонит Герде…

В странной ситуации он оказался! От Герды Рихард держал в секрете свою связь с НДП. Она понятия не имеет, что он участвовал в митинге, слушал фон Таддена, теперь же готовится к акции, цель которой возбудить ненависть к коммунистам. А от Клауса у Рихарда была тайна прямо, так сказать, противоположного характера: ведь вопреки его строгому приказу он поддерживал связь с Гердой, один раз провел с ней почти день, разговаривал по телефону…

Эта раздвоенность мешала Рихарду жить. 'Верность — наш девиз!' — говорили в старой нацистской партии. И он, Рихард, с радостью принял бы участие в любой операции партии, даже с опасностью для собственной жизни, однако никогда не изменил бы этому девизу. Но, обманывая Клауса, разве он не обманывал партию?

Стал накрапывать дождь. Рихард пожалел, что не захватил плащ, однако идти за ним теперь, когда его часы показывали уже десять минут двенадцатого, было рискованно.

Рихард перешел на другую сторону улицы, зашел в какой-то подъезд и оттуда стал наблюдать за зданием суда.

Никто из группы пока не появился. Рихард продолжал ждать, ему не хотелось входить в зал суда первым, хотя свое место — на скамье, перед загородкой, за которой должны находиться обвиняемый и охранник, — он хорошо знал. Рихард нащупал в кармане пиджака нейлоновый чулок-маску, а потом еще раз дотронулся до пистолета.

И в этот момент увидел, как по противоположной стороне ко входу судебного здания подходит Клаус. Он был в плаще, левая рука его была прижата к бедру, значит, он решил взять с собой автомат, оружие куда более надежное, чем пистолет..

Еще несколько незнакомых Рихарду людей вошли в подъезд суда. Часы Рихарда показывали 11.40. Он быстро, лавируя между машинами, перешел, вернее, перебежал на другую сторону и лицом к лицу столкнулся с входящим в подъезд Куртом.

Оба сделали вид, что не знают друг друга. И все же по движению губ Курта Рихард понял, что тот шепотом произнес слово 'хайль!'. Рихард в ответ приподнял правую руку.

Дверь в зал суда была уже открыта, около нее стоял полицейский, однако вход был свободным, и Рихард вошел в зал.

Первым делом он огляделся, чуть задержавшись у входа. Все было именно таким, как он себе представлял, судя по описанию Клауса.

Перед Рихардом тянулось несколько рядов соединенных друг с другом деревянных стульев — места для зрителей, и некоторые из них были уже заняты. Между рядами оставалось достаточно широкое пространство. Впереди виднелся пока еще пустой длинный судейский стол, за ним дверь в стене, а перед ним другой стол, маленький. Слева от них стояли еще два небольших стола, очевидно, для обвинителя и адвоката.

Рихард занял крайнее правое место в первом ряду и оказался всего в двух-трех шагах от огороженного круглыми деревянными перилами пространства. Там одиноко стоял стул, а позади него, в стене, виднелась плотно прикрытая дверь: очевидно, за ней сейчас находился обвиняемый.

Клауса Рихард увидел тотчас же, как вошел в зал; он занимал крайнее левое место в первом ряду, у слегка приоткрытого большого окна. Другие члены группы — Курт, Герман, Вольф, Макс и Герберт — сидели на предназначенных им местах, в последнем ряду у входа. Словом, при желании все входы и выходы из зала, включая окна, по первому же сигналу могли быть заблокированы.

Прошло еще несколько минут, дверь за столом судьи раскрылась. Из двери появились двое мужчин, они заняли места обвинителя и защитника, девушка-стенографистка уселась за маленьким столиком, стоявшим перед судейским столом…

И наконец, появился сам судья с папкой в руке. Все на мгновение встали.

— Введите подследственного! — громко объявил судья, усаживаясь за своим столом.

Дверь, ведущая в огороженное пространство, открылась. Оттуда вышел полицейский, а следом человек средних лет. На нем была помятая одежда, да и лицо его показалось Рихарду каким-то помятым. Полицейский указал этому человеку — он, конечно, и есть Борх! — на стул, а сам встал за его спиной.

Судья начал читать обвинительное заключение…

Но Рихард не вслушивался в его слова, а все время поглядывал в сторону Клауса, ожидая условного сигнала. Он прозвучал скоро. Не успел судья дочитать заключение, как Клаус вскочил и, оглушительно крикнув: 'Всем оставаться на местах!' — выхватил из-под плаща свой автомат, стал водить стволом над головами сидящих в зале людей — зрителей и участников судебного заседания.

На Клаусе уже была маска. 'Когда только он успел ее надеть?' — подумал Рихард, мгновенно вытаскивая из кармана свой чулок и натягивая его на голову, — операция, которую он много раз репетировал дома. Затем выхватил револьвер и, направляя его на полицейского, крикнул:

— Всем лечь, стреляю!

Ошалевший от страха и неожиданности полицейский грохнулся на пол. Теперь из разных концов зала неслись крики: 'Лежать! Стреляем!', 'Свободу Борху!', 'Да здравствует ГКПЬ.

Все люди уже лежали в проходах между рядами. Прокурор и защитник сидели на корточках, вытянув вверх руки, судья исчез где-то за своим столом.

В этот момент с нескольких сторон зала взлетели листовки. Они медленно опускались, покрывая лежащих людей точно дырявым саваном.

Рихард, держа на мушке своего «вальтера» распластавшегося полицейского, вдруг увидел, как Борх, который только что лежал рядом со своим охранником, внезапно вскочил, одним резким движением перемахнул через перила и очутился почти рядом.

Мысль, что его нельзя отпускать, иначе весь смысл операции пойдет насмарку, едва не заставила Рихарда выстрелить в Борха в упор, но полученный от Клауса приказ: 'Не стрелять!' оказался сильнее. Какие-то доли секунды Борх озирался, ища, очевидно, наиболее безопасный путь для бегства, но в этот момент Рихард изо всех сил ударил его рукояткой своего пистолета в висок. Тот упал. И тут же раздалась громкая команда Клауса: 'Отходим!' Рихард бросился по заранее намеченному пути к ближайшему окну, вскочил на стоящий у окна стул, затем на подоконник, разбил стекло и, почти не чувствуя боли от порезов, спрыгнул вниз.

Окно располагалось на уровне второго этажа, но Рихарду повезло, он спрыгнул удачно: внизу, под окном, стоял большой металлический ящик, наполненный мусором, Рихард угодил прямо в него, а мусор, наполовину заполнивший бак, самортизировал прыжок. В эту минуту сверху послышались выстрелы, очевидно, полицейские, тот, который охранял Борха, и те двое, что стояли снаружи у запертых входных дверей в зал, пришли наконец в себя и открыли огонь.

Перебравшись через край бака, Рихард спрыгнул на землю и устремился к воротам, ведущим на улицу.

Только выскочив из двора и пробежав несколько метров, отпугивая своим видом встречных