– Он идет на контакт. Я предложил ему одну сделку.
– Ты имеешь в виду вложение денег в торговлю произведениями искусства?
– Да. Правда, он пока молчит, никак не реагирует.
– Попробуй, – сказал Поливанов. – А если это не удастся?
– Я буду действовать своими методами, – твердо произнес Глеб.
– Смотри, чтобы не ускользнула последняя ниточка. Ведь больше у нас ничего пока нет, хотя, возможно, и эта ниточка никуда не ведет.
– Возможно. Но интуиция мне подсказывает, что если за нее хорошенько потянуть, будут результаты.
Поливанов молчал, допивая кофе. Затем он ловко перевернул чашечку и поставил ее кверху дном на блюдце.
– Что, гадаешь на кофейной гуще?
– В последнее время я стал довольно суеверным, – признался Поливанов и улыбнулся… Его улыбка была совершенно неофициальной, это была улыбка уставшего, измученного службой человека.
Глеб перевернул свою чашечку.
– Что, тоже суеверный?
– Да нет, просто любопытно.
Мужчины посмотрели в глаза друг другу.
– Ну, мы как дети, – сказал Глеб.
– Ничего в этом плохого нет, – ответил Полковник, поднял свою чашку и принялся поворачивать ее, рассматривая рисунок, образовавшийся на дне.
– И что там? – спросил Глеб.
– Очень похоже на собаку с раскрытой пастью.
– Да, похоже, – согласился Глеб. – Только глаза не хватает.
– А покажи, что у тебя?
Глеб поднял свою чашечку и подвинул к Поливанову. Тот посмотрел и улыбнулся.
– А у тебя похоже на женщину.
– Где? – наклонился Глеб.
– Вот, смотри. Это голова, это грудь, а вот это волосы.
– Ну, тебе всюду женщины мерещатся! – пошутил Сиверов и подал полковнику руку. – Я пойду, пожалуй.
– Успехов, – ответил Поливанов, продолжая рассматривать кофейные разводы на дне чашки.
Глеб покинул кафе, сел в свои «жигули» цвета мокрого асфальта и нажал на газ.
А Поливанов еще долго сидел за столиком, размышляя над кофейной гущей, поворачивая чашку то так, то эдак.
Автомобиль Глеба Сиверова мчался в сторону Крымской набережной. Глеб въехал в соседний с домом Прищепова двор, тщательно закрыл машину и побежал к таксофону.
Даже не вытаскивая из внутреннего кармана своей куртки твердый кусочек картона с золотой витиеватой надписью, Глеб по памяти набрал номер Прищепова.
Альберт Николаевич долго не подходил к телефону, и у Глеба уже мелькнуло подозрение, что он уехал куда-нибудь.
Наконец трубку подняли.
– Вас слушают, – раздался вкрадчивый голос Альберта.
– Это Молчанов беспокоит, – твердо и чуть нагловато сказал Глеб. – Альберт Николаевич, надо встретиться.
– Что, прямо сейчас?
– Да, дело не терпит отлагательства, – так же твердо сказал Глеб.
Прищепов замешкался и некоторое время раздумывал Глеб представлял себе его лицо, представлял, как тот морщится, словно от зубной боли, и шевелит губами.
– Ну что ж, давайте встретимся, – наконец согласился Прищепов, – только когда и где?
– Я недалеко от вашего дома. Желательно прямо сейчас.
– Сейчас? – недовольно пробормотал Прищепов.
– Да-да, прямо сейчас, минут через десять. Я к вам поднимусь, – тоном, не терпящим возражений, сказал Глеб.
– Хорошо, только я…
Но Глеб уже повесил трубку.
Прищепов положил трубку, опустился в кресло и потер виски.
«Что это такое? Что все это может значить?» – задумался он, быстро моргая глазами, под которыми темнели мешки.
Он уже давно пересчитал деньги и через час собирался встретиться у ВВЦ с директором музея, экспонаты которого должны были отправиться за океан, в далекий Лос-Анджелес.
«Что же ему надо? – размышлял Прищепов. – К чему такая спешка? Ну, ладно…»
Он уже был одет, шелковый халат висел на плечиках. Прищепов расхаживал по квартире.
Зазвенел звонок.
«Да, он пунктуален», – отметил про себя Альберт Николаевич, подходя к двери и глядя в глазок.
За дверью стоял и улыбался Глеб Сиверов. На плече у него висела спортивная сумка.
«Неужели деньги притащил?» – подумал Альберт Николаевич, открывая свои замысловатые замки.
– Добрый день, – сказал Глеб, входя в квартиру.
– Здравствуйте, здравствуйте. Неожиданный, конечно, звонок. У меня тут дела… – быстро заговорил Прищепов, – у меня деловое свидание, так что времени у меня не много.
– А я думаю, что вы найдете для этого разговора время.
– Присаживайтесь, – пригласил гостя Прищепов и прошел в гостиную.
Глеб последовал за ним и буквально плюхнулся на мягкий кожаный диван. Сумку он оставил в прихожей.
– Так в чем дело?
– Знаете, Альберт Николаевич, мне надоело темнить и вести с вами беспредметные переговоры. Скажите, на кого вы работаете? Кто стоит за вами?
От этих вопросов меценат поежился, и его глаза заморгали еще быстрее.
– Я не понимаю, о чем вы говорите.
– Да все вы понимаете.
– Ну, конечно, я связан с определенными людьми… – принялся пространно объяснять любитель антиквариата, – Я знаком со многими коллекционерами, с дипломатами, с директорами музеев и владельцами галерей…
– Я не об этом, – оборвал его Глеб.
– Тогда я не понимаю.
– Я о наркотиках.
– О каких наркотиках?! – нервно воскликнул Прищепов и вскочил с кресла, словно на сиденье оказались горячие угли.
– О самых обыкновенных. Вернее, о тех, которые вы продаете.
– Я ничего не продаю.
– Да ладно, будет, – отрезал Глеб. – Чем быстрее вы все расскажете, тем лучше будет для вас.
– Я не понимаю, о чем вы говорите… Это наглость – вот так вот обвинять меня в том, чего я даже. не знаю.
– Это вы продали наркотики Бычкову-Бочкареву, это из-за вас погибла Катя Сизова, молодая красивая девушка. Это по вашей наводке, скорее всего, была убита Колотова.
– Что, Колотова?! – взвизгнул меценат, отступая к стене.
Он вел себя настолько естественно, и каждый его жест, интонация, выражение лица были безукоризненны, как у профессионального актера, хорошо знающего свою роль – роль человека,