Он остался один и уже приготовился к худшему, понимая, что жить ему осталось недолго, может, несколько часов, а может, несколько минут. Он уже не думал о полковнике, не думал даже о себе. Какое-то безразличие ко всему охватило Глеба. Он брел по ущельям, поднимался на перевалы, пробирался над обрывами.
И ему повезло. Возможно, это была случайность, а может, удача – та удача, в которую Глеб всегда верил.
Он нашел полковника, вернее, вначале нашел его след и пошел по этому следу. Полковник Зверев был ранен. Он лежал в тени камня, сжимая в руке пистолет, в котором остался лишь один патрон.
И только чудо спасло Глеба от выстрела в упор. Он успел отскочить в сторону, и пуля прошла в нескольких сантиметрах от его головы.
– Полковник! Полковник! – закричал Глеб. – Ты что делаешь, твою мать!
Раненый полковник поднялся из-за камня. Его левая рука безжизненно висела, нога была перевязана, все лицо и тело были в ссадинах, одежда превратилась в лохмотья.
– Ты кто? – закричал полковник, уже близкий к истерике.
– Капитан Сиверов, – представился Глеб. – Меня послали, чтобы найти вас.
– Пить, капитан, пить . У тебя есть вода?
Глеб подал флягу, в которой оставалось еще немного воды.
Затем полковник рассказал, как все случилось.
И Глеб вновь изумился той простой истине, что на свете существует удача и она сопутствует смелым и отчаянным.
Теперь им предстояло выбираться к своим. У них не было рации, не было воды. Раненый полковник двигался с трудом, опираясь на суковатую палку, найденную в горах…
Трое суток пробирались они через горы.
Глеб нес полковника на плечах и, хотя сам шатался, едва не падал, но тащил его вперед.
– Брось меня, капитан, брось, уходи, – просил Сиверова полковник, приходя в себя.
У Зверева был жар. И Глеб полагал, что у полковника началась гангрена.
– Брось, брось меня, – шептал Зверев, затем опять впадал в забытье, что-то бессвязно бормотал, в бреду выкрикивал команды: «Второе звено, атакуй! Первое звено, прикройте!»
Иногда полковник кричал очень громко, и это пугало Глеба. Капитан останавливался, опускал полковника на землю и закрывал ему рот.
– Тише, тише, полковник, нас могут услышать.
Дважды они нарывались на душманов, и дважды им удавалось уйти.
Как они вышли к своим, Глеб помнил смутно, хорошо запомнил удивление на лице подполковника.
– Мы тебя уже похоронили.
– Рано, товарищ подполковник, – пересохшими, растрескавшимися от солнца и жажды губами прошептал Глеб, – рано меня хоронить.
– Да-да, рано, капитан. Молодчина. Ты сделал невозможное.
– Я потерял людей… Всех своих людей.
Подполковник ничего не ответил…
Там было хорошо, там было все понятно: вот – свои, вот – враги.
А здесь? Здесь все перепутано – кто свой, кто враг?.. Разобраться очень сложно. Иногда Глеб думал, что война хороша ясностью и определенностью. Он ненавидел войну. Но тогда это была его профессия. Он был вынужден делать то, что приказывали. Был вынужден прыгать с парашютом, кого-то спасать, кого-то уничтожать.
Тогда он вынес полковника Зверева Но через неделю Глеб узнал, что полковник Зверев скончался в госпитале И это вызвало такую досаду, такую злость на самого себя, что Глеб два дня ни с кем не разговаривал, а пил, спрятавшись в своей палатке.
«Вот как бывает… Я сделал все, что мог. Погибли люди, молодые парни. Я нашел полковника, принес его. Но судьба сыграла злую шутку и, подарив было удачу, забрала у полковника жизнь. И вместе с его жизнью забрала жизни молодых парней».
– Лучше об этом не думать! – приказал себе Глеб.
Люди Поливанова нашли «тойоту», в которой Глеб оставил одного из тех, кто следил за ним. Мужчина был жив. Его отвезли в реанимацию, но он не приходил в себя.
– Сделайте все возможное, он должен жить, – просил полковник Поливанов врачей. – Он мне нужен, я должен его допросить.
– Мы делаем все, что в наших силах, – сказал седой хирург, – но мы же не боги. У него перебиты шейные позвонки и сломано четыре ребра. Шансов на то, что он останется в живых, очень мало, очень…
А утром, так и не придя в себя, человек Савельева умер. Оборвалась еще одна нить, которая могла привести к разгадке.
И сейчас полковник Поливанов понимал: существует только одна зацепка – человек, который, возможно, сам ничего не знает, который, возможно, выполняет функции обыкновенного торговца, – Прищепов Альберт Николаевич.
Эта же нить была в руках Глеба Сиверова. И он решил пойти ва-банк, ведь времени на длительную разработку у него не было, решил прижать мецената.
В полдень Матвей Фролович Санчуковский встретился с Савельевым.
Полковник Савельев, вернее, бывший полковник, уже знал, что погибли двое людей, которым он поручил следить за Глебом Сиверовым. Информация исходила от Прищепова И Савельев решил разузнать, что это за человек, предлагающий Прищепову большие деньги, и не является ли он подосланным агентом.
– Двое из моих людей мертвы, – сказал Савельев, не глядя на Санчуковского.
– Меня сейчас это абсолютно не интересует. Ты привез документы?
– Да, – Савельев протянул Матвею Фроловичу тонкую кожаную папку.
– Здесь все?
– Да, Матвей Фролович, здесь все цифры, фамилии и даты.
– У тебя осталась копия этих документов?
– Нет, это единственный экземпляр.
– А твоя фамилия здесь есть?
– Здесь есть и моя фамилия, – сказал Савельев.
Матвей Фролович поднялся, вытащил бумаги из папки, приблизился к жарко полыхающему камину.
– Эти бумаги, конечно, очень ценны, и поэтому мы с тобой сейчас их сожжем.
На лице Савельева появилось недоуменное выражение, а на лысине выступили капельки пота.
– Зачем?
– Так надо.
– Не понял.
– Я сказал, что так надо.
Матвей Фролович брал один листок за другим и бросал в огонь. Бумага быстро горела, превращаясь в серый пепел, и вскоре папка была пуста.
– Вот теперь хорошо. Вот теперь все могут быть спокойны. Как идут дела?
– Нормально, Матвей Фролович. К концу месяца будет готова новая партия.
– Это хорошо. Твои специалисты довольны жизнью?
– Конечно, довольны! Из грязи да в князи, – ответил Савельев, вспоминая химиков, которые стали богатыми людьми за время работы лаборатории.
– Ну вот и хорошо, если они довольны. Можешь заплатить им в этом месяце побольше. Только следи за ними.
– Конечно, они постоянно находятся под контролем.
– Это хорошо.
Поговорив еще минут пятнадцать, Санчуковский отпустил бывшего полковника КГБ, и тот, усевшись в свой черный «мерседес», укатил.