обугленными растрепанными старыми яблонями вокруг. Дальше за деревьями обнаружилось полотно.
Тезка сразу, не притормаживая, мягко и аккуратно взобрался на насыпь и перевалился через рельс. Попробовал проехать - получилось. Одно колесо катилось по торчащим концам бетонных шпал, другое между рельсами.
- Ну, вперед! - сам себе скомандовал и добавил газу.
Трясло немилосердно. Белая полоска с полузаметенными ниточками рельсов убегала вперед и терялась в деревьях.
- А мо-о-о-жешь бы-стре-е?
Мог и быстрее. Так вроде бы и трясло не так раскачисто.
В ровном свете драгоценной керосиновой лампы, сосредоточенно жмурясь в обжигающем тягучем пару, блаженно ерзая на нагревшейся простыне, Егор переживал заново такое разное сегодня. А главным сегодня все-таки был снег. Стоило закрыть глаза, и перед ними оказывалось снежащееся небо.
- «А когда доешь свое красное печенье, то тоже пойди и умри». - закончил он ровным голосом и глянул на Максима.
Тот сидел рядом на полке, подтянув ноги и уткнувшись головой в скрещенные руки. Лица видно не было, по рукам рассыпалась его гордость - длинная темно-русая челка, слипшаяся в сосульки от пота и пара.
- Ништяк. - послышался приглушенный голос. - Сочиняешь, значит, про нас страшные истории.
- Я всегда про нас. - гордо сказал Егор, с кончика носа сорвалась и шлепнулась на ногу большая капля пота. - Настоящий художник никогда ничего не выдумывает!
Макс поднял голову - челка тут же облепила его тонкие черты, насмешливые глаза блеснули из-под волос.
- Так вот какое Вы печенье притащили нам, сэр, с сюрпризом значит.
- Обычное печенье! - вскинулся внимательно прислушивающийся к разговору Семенов, бултыхавшийся внизу со своим тазиком. - Ничего оно не красное, это пачка красная, а так оно вообще желтое!
- И что же было вначале. - заинтересованно спросил у него Максим. - Курица или яйцо?
Семенов недоуменно посмотрел на Егора. Тот ухмыльнулся.
- Вообще яйцо уже было в курице. Только она об этом еще не знала. А потом смотрит - а оно красное!
- Егор согнулся пополам хихикая.
Снизу ударил поток теплой мыльной воды и он, отфыркиваясь и вытирая лицо, сполз с полки, зацепил мокрую простыню и, смеясь, вывалился из парной.
- Бессмысленно как-то все. - сказал неожиданно Максим и заправил челку за ухо.
Они с Егором стояли голые за баней, приминая босыми ногами небольшой сугроб и растаивая разгоряченными телами не подозревающие о подвохе налетающие снежинки, продолжавшие сыпаться из раскрытого черного неба.
- Безмысленно. - поправил друга Егор. Тот улыбнулся грустно.
- Темно как-то… Временами отпускает,… а потом снова видно, что ни смысла, ни света.
- Это зарубает тебя временами! - разозлился внезапно Егор. - А в остальное время ты все понимаешь! Ты еще пожалей себя!
Повернулся и раздраженно пошел назад в баню. Выйдя из-за угла, чуть ли не наткнулся на Инну Зелинскую, проходившую мимо. Та растерянно окинула взглядом его голый торс, ниже.
- Ничего интересного! - буркнул он ей и двинулся дальше.
Плюхнулся в бане лавку. Как это ничего интересного? Рванулся к двери исправиться, но Инна уже исчезла. Симпатичная девчонка. Только томная вся какая-то. Еще в обморок грохнется. Представилась Зелинская, валявшаяся в обмороке возле мужской бани. А Макс все-таки идиот. Такой умный, а все-таки идиот.
Егор скинул башмаки и с разбега прыгнул на свою нелюбимую скрипучую кровать, которой давно мечтал поменяться. Шляхтерман, увлеченно что-то искавший под своим ложем, стоя на карачках, никак не отреагировал на его появление.
- Шурик, - позвал Егор. - А тебе темно?
Шляхтерман высунул свой длинный горбатый нос из-под кровати и показал Егору горящий фонарик в руке.
Я имею в виду вообще, по жизни. Но собеседник уже опять исчез под кроватью.
Шурик, а давай кроватями меняться. Никакой реакции, только задница торчит.
- Я в придачу свой плед лучший отдам, зеленый, верблюжья шерсть, сейчас такого не найдешь. - продолжал соблазнять Егор.
Шляхтерман вылез из-под кровати, уселся на пол и почесал рукой с зажатым в ней фонариком светлую копну волос.
- Зеленый?
- Во, вот этот. - показал Егор. Шурик встал, подошел, пощупал, подумал.
- Нет. - повернулся. - Она у тебя скрипит, ты и так достал уже всех скрипеть, а если я еще и сам начну…
- А у тебя что, не скрипит? - сварливо начал Егор, но Шляхтерман уже снова был в партере.
- А у меня не скрипит! - донесся его тонкий голос.
- Ни у кого не скрипит, только у тебя.
- А ты храпишь! - мстительно сказал Егор.
- Ну и кому от этого плохо. - рассудительно заметил Шурик. - Мне лично - нет. Снова не получилось. Шлепнул обреченно по не желающему видоизменяться лежбищу.
- Шурик! - возмущенно вскричал. - Они опять белье нам поменяли!
- Ну и что? - равнодушно откликнулся тот. - Постирали, поменяли, чего тебе не нравится? Хочешь с грязным спать?
- Эх, молодой ты еще. - вздохнул Егор. - Женщина может менять мужчине белье, только если они состоят в близких отношениях. Очень близких, ну ты понимаешь. Стирать - пускай, конечно, стирают, но это - святое. А с кем ты тут состоишь в близких отношениях? Я подозреваю, с кем ты тут состоишь в близких отношениях!
- Не надо пошлить! - Шляхтерман вылез из-под кровати и возмущенно уставился на Егора, моргая белесыми ресницами. - И состоял, между прочим, и, может, скоро еще буду состоять!
- И с кем это? Шляхтерман помедлил.
- С Инной! - выпалил он наконец.
Егор схватился за сердце и рухнул навзничь на кровать, та протестующе вскрикнула.
- Шурик, прости ты меня! Прости дурака! Нечаянно получилось! Не сможешь ты состоять с Зелинской в близких отношениях! Она там в обмороке возле бани валяется, меня голого увидела, теперь для нее больше никто не существует!
