удавалось догнать схват, резак подло глох. Бросай и Черепов провели экспресс-анализ и, удовлетворившись его результатом, высасывали мозг из разгрызенных костей падали. Что до Кукылина, то он сидел у монитора и беседовал с Фенриром.

— Боюсь, что я обманул Горма. Легенды сильно преувеличили силу и могущество морских разбойников.

— Ничего, может, и с этими мерзавцами выйдет толк — они довольно изобретательны.

— Ничуть не изобретательнее сухопутных разбойников.

— Можно подумать, ты большой специалист по части сухопутного разбоя!

— Пожалуй, так оно и есть. Сказать правду, я не знаю ни одного сухопутного жителя, кто не был бы разбойником. Разве что монахи — те просто убийцы.

Тем временем четверка пиратов, пришвартовав оба судна к импровизированным причалам, двигалась туда, где Горм, Мидир и Фуамнах завершали битву со схватом. Разбойники косолапили, по щиколотки увязая в шлаке под тяжестью кривого вороненого ствола на неуклюжей сварной раме.

Поднявшись на гребень кратера, они опустили раму на грунт, трое залегли, а гарпунер навел безобразное орудие в сторону «Визга», дернул за разлохмаченную веревку, конец которой был продет в ухо рычага спускового механизма и примотан проволокой, и присел, прикрыв голову руками. Из недр орудия потекла тоненькая струйка дыма, потом ствол разлетелся на полосы и отвалился от станины, а вылетевшая из него ракета заставила наконец проклятый схват остановиться. Горма отбросило взрывной волной локтя на три, он приземлился на четвереньки, после чего ему на спину упали Фуамнах, здоровый кусок схвата и двигатель ракеты.

— Это что еще за гадские штуки? — третий раз в жизни Мидир произнес фразу из шести слов.

Разбойники побежали к челнокам.

Горм пошел им навстречу, потом остановился, стряхнул со спины все еще лежавшие поверх ранца обломки и встал на ноги.

— Ядрена кошка! Почему все, кого я встречаю на протяжении вот уже трех дней, вместо того, чтобы знакомиться, говорить о погоде, обсуждать цены на скобяные изделия и вообще вести себя как это принято у разумных существ, сразу бросаются уничтожать меня бомбами, ракетами, пулеметами и протонными ружьями? Сезон охоты на гормов открылся, что ль?

Ответом были три выстрела ему в грудь из автоматического пистолета.

Потом гарпунер выпустил по пуле в собак и принялся в недоумении вертеть в руках пистолет.

За спиной у Горма со скрипом осела на песок гондола «Визга». Перегрызя лонжерон, Совой и Куды вылезли на свежий воздух и расправили крылья. Куды попытался взлететь, но с непривычки потерял ориентацию и тяжело опустился на плечо Горма. Своим появлением птицы неожиданно обратили разбойников в бегство. Собаки, разгоряченные возней со схватом, обрадовались новой игре и пустились вдогонку, а из-за бугра, к которому устремились пираты, выползали обожравшиеся до полного довольства Йего. Черепов волок походную лабораторию, а Бросай никак не мог расстаться с особенно смачной тазовой костью. Увидев бегущих к нему людей, Черепов с короткого разбега поднялся в воздух и грозно спикировал им на головы, но из-за смещения желудка вследствие ускорения с ним приключился конфуз, в результате чего пираты оказались осыпаны потрохами тухлого тюленя, так что один из мерзавцев упал на колени в лужицу желудочного сока и истерически заплакал. Остальные изменили направление движения и, вновь подбежав к Горму и Кх, что-то закричали. Особенно громко кричал гарпунер, из руки которого Мидир выгрызал пистолет. То ли выговор пиратов отличался от материкового, то ли гнилой душ повредил их дикции, но Горм долго не мог врубиться в содержание их речей.

Наконец, до него дошло примерно следующее:

— Вампиры! Вампиры! Вампиры! Вампиры! Вампиры! Оборотни!

— А-а-а! Пусти руку, гад!

— Не убива-а-а-ай! Мы неча-а-а-а-яа-анно-о-о-о-о!

Горм сбросил тяжеленную тушу Куды с плеча, подал Мидиру знак вести себя прилично и, стараясь говорить возможно четче, произнес речь:

— Паршивцы, подонки, холуи, хамы, холопы, нахалы, недоношенные крысоежовые ублюдки и паскудные пожиратели кошачьей рвоты! Имей я настроение принять ваши щелчки за нападение, я удавил бы вас вашими кишками и бросил бы псам вашу печень! Бросайте оружие и стойте смирно!

Отключив внешний динамик, он справился у Кукылина:

— Как, ничего не наврал?

— Вообще-то нет, но несколько мягко.

— Да что я, грубиян, что ль? Сойдет.

Горм проследил за тем, как роботы собрали ножи и кастеты, подошел к гарпунеру и двумя пальцами ущемил его нос:

— Ты кто такой, босяк?

— Можешь скормить меня своим зверям, не скажу! — гнусаво завопил тот.

— Я тебе только что, можно сказать, жизнь спас, а ты поздороваться не хочешь. Нечестно выходит!

— Честь, ха-ха! Честь-лживая выдумка материковой сволочи, а мы в море!

В конце выкрика гнусавый тенор сорвался на режущий визг.

— Невменяем, — сказал Фенрир.

— Просто растерялся, — сказал Кукылин. — Перегрузка психики. Тряхни его.

Горм сгреб рукой бывший плащ, прикрывавший грудь гарпунера и энергично встряхнул. Пират упал на песок голый по пояс. Брезгливо отшвырнув остатки плаща, Горм подцепил разбойника за поясной ремень, оторвал его от грунта, взял в свободную руку ракетный пистолет, поднялся в воздух, перелетел через бугор у кромки воды и завис над бухтой. Медленно вращая гарпунера в горизонтальной плоскости, Горм попросил его не орать и в дальнейшем отвечать на все вопросы по существу и коротко. Пират захрипел и задрыгал ногами в знак согласия, и Горм начал беседу, сопровождая ее маневрами в воздухе:

— Имя!

— Аликаммик!

— Этот остров населен?

— Нет!

— Откуда пришло судно?

— С Путулика!

— Пиратский порт там?

— Да!

— Где этот остров?

— Сто восемь лиг к юго-западу!

— Очень хорошо. Наврал — уроню. Показывай, куда лететь. Бросай, Черепов, летим со мной! Ну что ты дрыгаешь ногами, сгусток предсмертного пота матереубийцы?

Горм и Йего нырнули в туман.

* * *

В этом упрятанном глубоко в скалу помещении издавна хранились и употреблялись спиртные напитки, что делало его весьма привлекательным убежищем на случай ядерной атаки. На вечно влажных стенах были выцарапаны изречения, которые Горм едва мог разобрать наполовину из-за заковыристости выражений, и картины, явно свидетельствовавшие о том, что пещера бывала и святилищем какого-то сильно фаллического культа.

За липким железным столом на железных же стульях сидели без одного полторы дюжины оборванцев. На столе стояло несколько здоровых бутылей, оплетенных ремнями из шкур морских животных, дымилось мясо в выщербленных блюдах и отсвечивала синим жженка, горевшая в редкой красоты серебряной ночной вазе. Карбидный фонарь, подвешенный под низким потолком, бросал резкие тени на заросшие клочковатой