хаос и диссонанс? Оно самое!
— Тогда зачем ты примкнул к нам? — произнес Николай, чувствуя подавленность от слов Людоеда.
Он ощущал его правоту, но этому ощущению изо всех сил сопротивлялся. Он хотел верить в хорошее. Он хотел быть уверенным, что Людоед лукавит и говорит так от злобы. Но стоило задуматься над его примерами, как выходило, что он прав. Однако если все хаос, то и правота его лишь относительна и убедительна лишь для него. А это значило… И все равно это значило, что все в мире — это хаос. Замкнутый круг получился. Но если истина в хаосе, то и круг этот порочный можно разорвать. Или нет?
— Я пошел с вами, потому что люблю бросать вызов. Всегда и везде. А это сильный вызов тому, что сделал сам человек. И может, это даст мне шанс снова увидеть солнце, если тучи расступятся. И может, снега сойдут и когда-нибудь я сяду на поросший зеленой травой и одуванчиками берег реки, разожгу мангал и буду есть шашлык, попивая березовый сок, и смотреть на закат. Мне плевать на людей. Мне природу жаль.
— Тебе знакома жалость? — усмехнулся Николай.
— Конечно. Жалость как элемент хаоса. Человеку надо что-то сделать, чтобы почувствовать жалость. Мы угробили наш мир. И жалеем теперь. Ты слышал мой разговор с этой дрянью, амазонской королевой? Мы заговорили о древней легенде, про Ахиллеса и Пентиселею. Эта история, конечно, нереальная. Но это притча. Это предупреждение людям. Ахиллес сразился с воинственной царицей древних амазонок по имени Пентиселея. Он победил ее, пронзив копьем шею девице. И в этот момент он заглянул ей в глаза. Пока она умирала. Этого оказалось достаточно, чтобы он понял, что безмерно любит ее. Какая ирония, правда? — Людоед усмехнулся. — Представь, каково ему было. Он полюбил и одновременно потерял ее. Он сам ее убил. И она угасла у него на руках. А он и хотел повернуть все вспять, но не мог. Это необратимо. Так вот, Ахиллес — это все человечество. А Пентиселея — не та сука, которую я в подвале грохнул, а истинная Пентиселея — это наша планета. Земля. Человек думал, что он царь природы. Что он особенный. Он боролся с силами природы для удовлетворения своих потребностей. И? Он пронзил Землю своим копьем, и теперь она умирает. Ахиллес не смог спасти свою возлюбленную. А мы, быть может, имеем такую возможность. И это вызов самой истории. Вызов мифу и самому хаосу. Понятно тебе?
— Наверное, да, — пожал Николай плечами. — Скажи, а ты… Ты тоже жалеешь о том, что убил Ирину Листопад?
— Ох, какие же вы все-таки неугомонные, — зло улыбнулся Крест. — Я уже раз двадцать сказал, что этой темы никто касаться не должен. Нет, пацан. Я ни о чем никогда не жалею. И, упреждая твой следующий идиотский вопрос, я тебе скажу еще одну вещь. Я никого никогда не любил. Я — Людоед. Все, пошли к луноходу. Пора уходить.
— Но…
— Без всяких «но»! — рявкнул Илья. — Я сказал, хватит. Не знаю, кто и что тебе наплел, но я, черт возьми, Людоед! Ни о чем не жалею и никого не люблю! Или ты заткнись уже, или посоли себя сам! Эй, Варяг, пошли уже! Скоро рассвет! Досветла лучше покинуть городскую черту!
Все бросили прощальный взгляд на свежий холмик могилы отца и дочери и направились в сторону гаражей. Пси-волк еще какое-то время слушал далекие звуки, уже недосягаемые для слуха людей, а затем, когда Нордика позвала его коротким свистом, бросился их догонять.
Николай шел медленно. Он чувствовал страшное и болезненное прозрение. Он окончательно и бесповоротно понял, что безумно любит Рану. Любит так, как мужчина может любить женщину. И он ее убил. Как Ахиллес Пентиселею. И ничего не исправить. Можно лишь надеяться на ее прикосновения и объятия только во снах, если она еще придет к нему… Или… достигнув смерти, если после нее что-то есть… Это было настолько больно, что Николай с трудом передвигал ноги.
— Может, с нами? — спросил Варяг у стоявшей позади открытой аппарели Нордики.
— Нет, мальчики. Спасибо за приглашение, — улыбнулась она. — Но мне за стариками, что меня приютили, ухаживать надо. Да и места тут для песика моего мало. К тому же Илья не позволит присоединиться к вашей группе женщине.
— Точно, — кивнул стоявший рядом с ней Крест.
— Почему это? — Яхонтов посмотрел на Людоеда.
— Он считает, что женщина в мужском коллективе сделает этот коллектив недееспособным и создаст конфликтную ситуацию, — за него ответила Наталья.
— Точно, — повторил Людоед.
— Так что прощайте. Удачи вам и счастливой дороги.
Она махнула им рукой, и они вместе с Ильей отошли от машины.
— Зачем тебе ехать? — тихо спросила она, пристально глядя ему в глаза.
— Чтобы твоим детям было где жить.
— У меня нет детей.
— Но они будут. — Он улыбнулся.
— Откуда им взяться, если ты погибнешь? — с дрожью в голосе проговорила Нордика.
— Не надо так. Перестань, — вздохнул Илья.
— Ах. Ну да. У тебя же вместо сердца обогащенный плутоний. — Она горько усмехнулась. — Ладно, не обо мне речь сейчас, а о тебе. Ты разве не понимаешь, что можешь погибнуть?
— Наташа, я могу погибнуть постоянно. Я мог погибнуть в лодке, в метро, в городе и когда сунулся к амазонкам, чтоб ребят спасти. Но я не погибну. Для меня нет смерти. Я отрубил своей смерти голову, ты разве не помнишь?
Она положила руки ему на плечи и еще пристальней посмотрела ему в глаза.
— Почему, Илья? Почему ты такой? Ну сними ты маску. Я же чувствую, что ты другой. Хороший. Я чувствую тебя. Даже если ты не останешься, то хотя бы покажи мне себя настоящего. Мы ведь больше не увидимся!
— Ты ошибаешься. Я таков, каков я есть…
— Нет. Нет! Женское сердце не обманешь! Ну есть у тебя чувства! Я знаю!
— Я убил миллионы людей. Я убил ее. Какие могут быть чувства, — монотонно проговорил он, и вдруг на его левой щеке заблестела бегущая к усам одинокая слезинка. Он схватил женщину рукой за горло и сильно сжал пальцы.
— Не делай так больше, — зло сказал Людоед и, слегка оттолкнув ее, направился к луноходу. — Прощай, — крикнул он, не оборачиваясь.
Аппарель закрылась за ним, и Нордика, вздохнув, тихо произнесла:
— Ненавижу тебя. — Затем она перекрестила отъезжающую машину. — Храни вас Бог.
Она пошла прочь, поправляя висящий на плече пулемет и свистом подозвав гуляющего в стороне пси-волка.
21
Записная книжка
Сквернослов занял место Макарова. Юрий вел луноход и иногда бросал ему короткие фразы, объясняя, как управлять машиной. Они уже давно покинули столицу и двигались по какой-то просеке среди зарослей мертвого подмосковного леса. Варяг, как обычно, наблюдал в перископ.
— На следующем привале надо Андрея помянуть, — вздохнул он. — У меня есть кое-что.
— У меня тоже, — устало произнес Людоед, глядя в потолок и скрестив руки на груди.
— Хотел бы я знать что, — хмыкнул Варяг. — Ты, наверное, пьешь только серную кислоту.
— Ой, ну пошутил. Остроумный.
Николай пристально смотрел на Людоеда, пытаясь понять, что вообще это за человек. Он был жесток и циничен. Он презирал всех вокруг и источал постоянную угрозу. Но когда это приводило к какому-то пику, грозившему перерасти в серьезный конфликт, он менял линию поведения, разряжал обстановку и при этом
