Сквозь зубья двух гребней блестящих пряжу На прялку младшей дочери своей, Которая работала с ним рядом, И колесо под ловкими руками, Послушное ее ступне проворной, Вертелось мерно. Много раз подряд С недоуменьем взгляд бросал священник Туда, где за стеною, мхом поросшей, Виднелась церковь. Наконец он встал, Заботливо сложил все инструменты На кучу белоснежной мягкой шерсти, Им заготовленной, и по тропинке, Ведущей к церкви от крыльца, пошел, Чтоб расспросить, что нужно незнакомцу, Который все не уходил оттуда. Тому давно он знал его отлично, То был пастух. В шестнадцать лет покинул Он край родной, чтоб вверить воле ветра Свою судьбу. Назвали моряки Его товарищем, и с ними двадцать лет Скитался он, но все ж недаром вырос Он здесь, в горах. По-прежнему остался На море бурном пастухом в душе. Да! Леонарду чуялись невольно Сквозь скрип снастей родные отголоски Деревьев, водопадов. В те часы, Когда все тот же непрестанный ветер Под тропиками целые недели С одним и тем же вечным постоянством Им раздувал надежный крепкий парус И долгий путь в безбрежном океане Еще длинней казался, — часто он В безделии томительном и скучном Глядел подолгу за борт корабля; Бежали мимо волны голубые, И с брызгами и пеной гребней белых Знакомые картины проплывали, В душе рождалось страстное желанье, И в глубине морской он ясно видел Гор очертанья, видел он стада Овец пасущихся, холмы, деревья И пастухов в одежде домотканой, Которую носил и он. Теперь, Покинув жизнь опасную на море И кое-как скопив немного денег В далекой Индии, к родным местам Вернулся он, чтоб снова, как в те годы, Зажить в тиши. Ведь здесь остался брат, С которым он и в зной, и в непогоду Когда-то пас стада среди холмов Всегда вдвоем и о котором часто Он вспоминал в скитаниях своих. Другой родни они не знали вовсе. У Леонарда сердце сжалось больно, Когда он к дому тихо подходил. И вот, о брате расспросить не смея, На кладбище прошел он прямо к церкви. Он помнил, где лежат его родные, И по числу могил узнать он думал, Жив или нет любимый брат. Увы, Одной могилой стало больше. Долго Стоял он здесь, но в памяти его Смешалось все, он начал сомневаться, Надеяться, быть может, он ошибся. Быть может, этот холмик был и раньше И он забыл его. Ведь нынче в полдень Он посреди полей давно знакомых С дороги чуть не сбился… И в душе Воспоминанья ожили. Казалось, Что все кругом теперь глядит иначе, Что изменились как-то лес и поле, Что даже прежних скал как будто нет. Меж тем священник подошел к ограде И незаметно отворил калитку, Смеясь в душе, окинул Леонарда Лукавым взглядом с головы до ног. 'Ну так и есть, — подумал он с улыбкой, — Один из тех скитальцев нелюбимых, Кому до нашей жизни дела нет, Чьи руки вечно празднуют. Конечно, Зашел сюда, дорогой размечтавшись, И будет слезы лить в уединеньи И до заката дураком стоять'. Почтенный пастырь мог бы очень долго Так рассуждать один с самим собою, Остановившись у ворот, когда бы Не подошел к нему сам незнакомец. Викария узнал тотчас же он, Но поклонился, будто бы впервые Его он видел, и заговорил. Леонард Вам, верно, здесь живется беззаботно,
