И днем и ночью мог найти, Но к сердцу Питера пути Найти природа не сумела. Напрасно каждый год она Звала его, как раньше, в поле; И первоцвет, что цвёл кругом, Был жёлтым для него цветком, Простым цветком, не боле. 250 “С невозмутимым сердцем он, С поклажей легкой без заминки Шагал, не видя, что трава Уже взошла едва-едва, И зеленеет вдоль тропинки. “Напрасно в воду, в землю, в воздух Лилась душа веселой трели, Когда апрельским утром он Среди ракит под сенью крон Готовил место для постели. 260 “И днём, когда в тени дерев Его тепло весны ласкало, Небес лазурных волшебство Ничуть не трогало его И вглубь души не проникало! “Не раз я слышал от других, От тех, кто видел сам и знает, Что время замирает вдруг, Когда прекрасный вид вокруг Уходит прочь и исчезает. 270 “Но Питер Белл пред красотой Не ощущал восторг безмолвный; Он, грубый, дикий, был другой, Везде гонимый, как изгой, Или преступник уголовный. “Из всех, кто беззаконно жил, Из всех, к беспутной жизни склонных, В селеньях или в городах Он был известный вертопрах — Имел двенадцать жён законных. 280 “ Законных и двенадцать жён! О, нет! Как хоть одна супруга С ним быть могла, мне невдомёк; Ведь на него смотреть не мог Никто, не вздрогнув от испуга. “Хотя Природа не смогла Пленить его своим нарядом, Звучаньем нежным, тишиной, Он с ней, как ни с одной женой, Бывал частенько рядом. 290 “Он был и дик и груб, как тот, Кто жить, как все, в домах не в силах; Его фигуры стать и сплав Являли взору дикий нрав Угрюмых гор, болот унылых. “Едва доступную уму Природы мысль в жару и в холод, Средь гроз и льдов, понять он мог Душой, какой бы там порок Ни порождал жестокий город. 300 “Был резок лик его, как ветер, Сквозящий вдоль кустов ракиты, Не мужеством светился весь, А выражал, скорее, смесь Лукавства с дерзостью открытой. “Шаги неспешны, тяжелы, С неловким как-то вбок движеньем; А взгляд открыт и дерзок был, В нём ощущался хладный пыл, Ведущий игры с искушеньем. 310 “На лбу морщины, прядь волос, Часть лба — вся в мыслях дни и ночи, Обдумывает “что” и “как”, Другая — хмурит брови — так От солнца защищая очи. “Глаза и щёки были жёстки, Как если, мягкости переча, Свое лицо сей человек Скрепил и тут и там навек Ветрам и небесам навстречу!” 320 Однажды ночью, (друг мой Бесс, Обещанный рассказ начну я), Прекрасной ночью ноября, Когда луна взошла, горя, Над Свэйл, чьи быстро мчатся струи, Вдоль берегов её кривых Шёл Питер по глухому краю; Купить или продать, бог весть, Иль удовольствие обресть — О том я ничего не знаю. 330 Он шёл по долам и холмам, Чрез перелески, рощи, чащи;
