пустоголовых дебютанток, обед неминуемо провалится. Эллиот, как всегда, с умным видом изречет пару грубостей и немедленно превратится в парию. Но решение проблемы лежало на поверхности.

Надо срочно выяснить, числится ли в списке гостей хоть одна из тех своеобразных женщин, которых принято называть синим чулком. Если нет, придется пригласить хотя бы нескольких. Тогда Эллиот окажется за столом рядом с дамой, столь же интеллектуальной, как он сам.

Софи стало смешно. Сводничество ее никогда не интересовало. Но сегодня почему-то хотелось думать только о романтических глупостях.

Ее чувства не имели ничего общего ни с глупостью, ни с романтизмом. Трепетное волнение в душе и теле объяснялось лишь чувственным предвкушением.

Вечером им с Грантом предстоит встретиться наедине. Впервые за десять лет она позволит себе познать страсть, почувствует на груди горячие ладони, ощутит на обнаженной коже сладость поцелуев. Он накроет ее тело своим, тяжелым и мускулистым, прижмет к кровати, заполнит до отказа…

Софи глубоко вздохнула. Сердце стучало гулко и неровно, ноги дрожали. Вчера вечером она и сама удивилась тому неожиданному предложению, которое вырвалось у нее. Пока Грант не извлек на поверхность погребенные под толщей благонравия чувственные потребности, она неизменно оставалась образцом высокой морали. Другая на ее месте, обнаружив, что Роберт не может выполнять свои супружеские обязанности, завела бы себе любовника. Но Софи всегда свято чтила данный у алтаря обет супружеской верности.

Ее родители были счастливы в браке. Встретились они в зрелом возрасте, так что любимая дочка оказалась поздним и единственным ребенком. Нежная привязанность друг к другу постоянно проявлялась в поцелуях и улыбках. Супруги ни дня не могли провести в разлуке. Так и случилось: мать скончалась от легочной лихорадки вскоре после рождения Люсьена, а отец не вынес утраты и умер спустя несколько месяцев.

Во время первого светского сезона Софи мечтала обрести такую же любовь в союзе с дерзким и обворожительным мистером Чандлером. Но мечтам ее не суждено было сбыться. Чего стоили его ужасные, жестокие слова: «Черт подери! Я не могу позволить себе жениться! А теперь придется!»…

К счастью, она давно поумнела и набралась жизненного опыта. Да, Гранту не требовалось ровным счетом ничего, кроме удовольствия в постели. Да и она хотела лишь временной связи, возможности испытать телесное наслаждение. Оставаясь зрелой разумной женщиной, она не стремилась к слепой интимной привязанности. Значит, следовало сохранять трезвость мысли и держать любовника в строгих рамках.

Софи присела к тому самому секретеру, за которым так часто проводила целые часы в работе над семейной историей герцогского рода. Но сегодня предстояло сочинить и записать правила обещанного накануне романа.

Она открыла верхний ящик, выбрала остро отточенное перо и сняла крышечку с изящной серебряной чернильницы. Немного помедлила над белоснежным листом прекрасной мелованной бумаги и написала: «Встречи возможны только в твоем доме. Ни в коем случае не предпринимай попыток соблазнения в Малфорд-Хаусе».

Вчера вечером она так рассердилась на Гранта за эту дерзкую мальчишескую выходку – надо же, залез по решетке для роз! Проник в частную жизнь, застал врасплох и выманил откровенное признание о Роберте. Она нарушила клятву, но испытала облегчение.

Софи устремила невидящий взгляд на полку с книгами. Правдивое признание сдвинуло гнетущий душу камень. Бурный поток слез принес очищение, смыл мрачный саван вины и сожаления. Тем более что Грант проявил понимание, чуткость, даже нежность. Невольная близость разорвала ставшие привычными цепи сдержанности, освободила и позволила признать стремление к близости, чувственное желание. Да, она жаждала романа – но при условии, что возлюбленный согласится соблюдать предписанные правила.

Софи снова окунула перо в чернильницу и записала следующий пункт: «Необходима полная и абсолютная секретность. Никогда не называй моего имени никому, даже собственным слугам».

Справившись с удивлением, Грант обещал подготовить долгожданный вечер, а для отвода глаз придумал воображаемую поездку в театр. Разговаривал серьезно и рыцарственно, так что вовсе не хотелось подозревать его в каких-то скрытых недобрых намерениях.

Если галантность представляла собой не что иное, как изощренный способ вызвать доверие, а затем низменно, плотски отомстить, Софи вовсе не возражала. Да, они намерены использовать друг друга как источник наслаждения – огненного, дикого, безрассудного наслаждения. Софи с нетерпением ждала вечера.

И все же она должна позаботиться о собственной безопасности, поскольку рискует гораздо больше Гранта: «Ты должен принять все возможные меры предосторожности против нежелательных последствий».

Софи задумалась. Рождение ребенка вне брака стало бы истинной катастрофой. Скандальная репутация неминуемо отразилась бы и на Люсьене, и на новорожденном младенце. В день экскурсии в Тауэр, после поцелуя, Грант сказал, что существуют способы предупреждения беременности. Надо выяснить, что это за способы.

Софи вновь принялась писать.

«Продолжительность романа буду определять я. Как только решу прекратить отношения, ты подпишешь документ об отказе от опеки над Люсьеном».

А что, если он все же узнает, что Люсьен его сын? Если решит его признать? Если ради утверждения собственного права прибегнет к судебному процессу? Если привлечет ее к суду и заставит под присягой свидетельствовать об истинном отце ребенка?

Софи похолодела от ужаса. Когда она вышла замуж за Роберта, он заверил ее, что никто никогда не сможет оспорить положение Люсьена как его законного наследника, даже в том маловероятном случае, если правда каким-то образом всплывет. Вне всякого сомнения, по английским законам Люсьен сын Роберта. Ребенок, рожденный в браке, остается официально признанным до тех пор, пока супруг не откажется от него.

И все же Грант представлял серьезную опасность. Он мог заявить права на сына. Впрочем, выиграть дело ему все равно не удастся. Но бросить тень на наследные права Люсьена он сможет. Сможет осквернить честное имя мальчика, породить волну сплетен, пересудов и вымыслов.