Когда прошла ночь и полдня после начала снежной бури, Бату был найден Шацылэном на южной стороне болотистого озера, лошадь Бату в это время уже замёрзла так, что не могла двигаться, Бату тоже продрог до полусмерти. Шацылэн тянул за собой полуживого коня Бату и довёл его домой. Чтобы показать комиссии по расследованию, как было дело, Бату пришлось очень сильно напрячься и провести их на место происшествия. Других двоих чабанов, несмотря на то что они все обморозились, всё равно изолировали до завершения проверки.
Чень Чжэнь следовал рядом с Билигом, сбоку от всего отряда. Он тихонько спросил:
— Отец, как могут наказать Бату и остальных?
Старик вытер рукавом с редкой козлиной бородки собравшиеся капли воды, в глазах его читалось сочувствие. Он, не повернув головы, смотря на далёкую гору, медленно произнёс:
— А вы, молодые интеллигенты, как думаете, как нужно их наказать? — Старик повернул голову и добавил: — Управление пастбищ и военные представители очень уважают ваше мнение, в этот раз зовут вас, молодых, хотят послушать, что вы скажете.
— Бату молодец, за этих лошадей он чуть жизнь не отдал, но, к сожалению, ему не повезло. Мне кажется, от него не зависело, спасутся или нет лошади, он — выдающийся герой степи. Я в вашей семье жил год, и все знают, что Бату — мой старший брат. Я понимаю позицию Баошуньгуя, моё мнение пусть будет не в счёт. К тому же точки зрения у молодёжи разные. Я думаю, что вы являетесь представителем бедных чабанов, а ещё вы — член революционного комитета, все слушают вас, что вы скажете, то скажу и я, — сказал Чень Чжэнь.
— А другие молодые интеллигенты что говорят? — спросил старик заинтересованно.
— Подавляющее большинство нас, молодых, считает, что Бату герой. В этот раз ветер и снег да плюс ещё волки — эти три стихии были слишком ужасны, на его месте никто бы не выдержал, нельзя наказывать Бату. Но некоторые говорят, что, возможно, многие люди используют стихийные бедствия, чтобы вредить армии и революции, и что обязательно надо проверить происхождение тех четырёх чабанов.
Лицо старика Билига помрачнело, и он больше ничего не спрашивал.
Люди на лошадях обогнули озеро с востока, пришли к тому месту, где Бату в самом конце стрелял. Чень Чжэнь затаил дыхание, внутренне подготовился собственными глазами увидеть место кровавой бойни.
Однако не было видно ни капли крови, толстый слой снега в несколько десятков сантиметров скрыл следы ночной кровавой драмы. Единственное, что можно было увидеть, — это головы лошадей над поверхностью озера, но и то с трудом. На поверхности осталась только непрерывная череда снежных бугорков, между ними толщина снега была больше, за этими снежными бугорками протянулся занесённый снегом уклон, постепенно заравнивающий бросающиеся в глаза снежные насыпи, скрывшие туши лошадей. Люди безмолвно смотрели, никто не слез с лошади, никто не хотел открывать это снежное одеяло, только внутренне все представили, как всё происходило.
Старик Билиг заговорил первым, показывая палкой на восточный берег озера:
— Вы видите, если бы они пробежали небольшой отрезок, ничего страшного бы и не было. Бату было очень трудно гнать лошадей с северного участка на этот небольшой кусок земли. При таком сильном ветре и таком количестве волков разве можно считать, что человеку не страшно, а лошади — тем более. Бату с начала до конца всё время был при табуне, не на жизнь, а на смерть боролся с волками, он выполнил свои обязанности.
Старый монгол не любил оправдывать своего сына.
Чень Чжэнь сказал подошедшему Баошуньгую:
— Бату для защиты общественного имущества целую ночь один сражался с волками, чуть не отдал собственную жизнь. Этот геройский поступок надо отразить в газете…
Баошуньгуй глянул на Чень Чжэня и рявкнул:
— Какой геройский поступок! Вот если бы он спас лошадей, тогда бы был геройский поступок. — И, повернув голову к Бату, гневно добавил: — Ты тогда зачем направил лошадей к северу от озера, ты столько лет пасёшь лошадей, неужели ты не знаешь, что, когда подует ветер, он может погнать лошадей к озеру? Твоя самая главная обязанность не допустить этого!
Бату не смел взглянуть на Баошуньгуя, он покачал головой и сказал:
— Это моя обязанность, да. Если бы я каждый день ночью гонял табун пастись к восточному пастбищу, то не случилось бы такого.
Шацылэн похлопал коня по животу, приблизился и мирно заметил:
— Если бы руководство разрешило нам пасти табун на том участке. Все же знают, что там осталось много осенней травы, да и весенняя вырастает раньше. Боевым лошадям просто необходима эта дальняя дорога, обязательно нужно обеспечивать боевых лошадей достаточной и сытной едой, чтобы они нагуляли немного жира, чтобы, как пришли в воинскую часть, бойцам было на них приятно смотреть. Я помню, что Бату на том собрании говорил об этом, что гнать пасти лошадей к северу от этого озера небезопасно. Но руководители пастбищ сказали, что весной в основном дует северо-западный ветер. Откуда же мог взяться этот северный ветер, который свирепствовал несколько дней? С этим вы ведь тоже согласны, так зачем же, сваливать ответственность за происшедшее только на голову Бату?
Несколько руководителей не сказали ни слова. Начальник пастбища Улицзи, прокашлявшись, стал каяться:
— Шацылэн говорит правильно, именно так и есть. Все хотели только добра, хотели, чтобы боевые лошади питались лучше и стали крепче, не боялись долгого пути, перед службой накопили побольше сил. Кто мог предполагать, что случится такая снежная буря, да ещё северный ветер, да ещё появится такая большая волчья стая. Если бы не было этой стаи, Бату определённо смог бы довести лошадей в безопасное место. К стихийному бедствию добавилось волчье, сто лет не сталкивалось, сто лет. Я ответственный за производство, а значит и за это происшествие.
Баошуньгуй, показывая кнутом на Шацылэна, сказал:
— Твоя ответственность тоже не маленькая, Билиг правильно говорит, что, если бы табун прошёл ещё этот маленький отрезок, большой беды бы не было. Если бы вы трое не бежали с поля сражения, а вместе с Бату гнали табун, то тогда бы не случилось того, что случилось. Если бы ты после этого ещё не спас жизнь Бату, то я бы тебя уже раньше изолировал до окончания проверки.
Билиг своей дубинкой опустил кнут Баошуньгуя и строго сказал:
— Товарищ Бао, хотя ты монгол из крестьянских районов, но всё-таки должен знать обычаи монголов-скотоводов. В степи, когда разговариваешь с человеком, нельзя показывать на него кнутом, так только разговаривали раньше князья да богатые скотовладельцы. Если не веришь, можешь пойти спросить начальника вашего военного округа. В следующий раз он приедет с рабочей проверкой, так мы можем вместе пойти спросить.
Баошуньгуй опустил кнут, переложил его в левую руку и снова, показывая указательным пальцем на Шацылэна и Бату, закричал:
— Ты! Ты всё ещё здесь! Ты всё ещё не слез с лошади, чтобы разгребать снег! Я должен собственными глазами увидеть трупы, мне надо в конце концов посмотреть, насколько сильны волки, насколько велика их стая. Не думайте, что всю ответственность можно свалить на волков. Председатель Мао учил нас, что человеческий фактор — на первом месте!
Люди все слезли с лошадей, достали деревянные лопаты, которые взяли с собой, железные ломики, бамбуковые мётлы и начали расчищать снег с места происшествия. Баошуньгуй, сидя на лошади. достав фотоаппарат марки «Чайка», занял фотографированием для сбора доказательств и непрерывно громко кричал работающим людям:
— Разгребайте чище, обязательно разгребайте чище. Через несколько дней в аймаке, сомоне создадут комиссии для проверки, приедут сюда, на место происшествия с проверкой.
Чень Чжэнь, разгребая глубокий снег, вместе с Улицзи, Билигом, Бату и Шацылэном продвигался к самым ближайшим к озеру снежным бугоркам. Ледяная поверхность трясины, окружающей озеро, замёрзла достаточно прочно, снег под ногами издавал скрип.
— Достаточно увидеть близко несколько лошадей, которых откопаем, загрызены они волками или нет, и мы узнаем, насколько сильна волчья стая, — сказал старик.
Чень Чжэнь сразу же спросил: