– Что с вами? – окликнула меня мама Хуан Юнь.

– Нет, ничего. Простите.

– Все, что я могла рассказать, я рассказала. Что-нибудь еще?

Я понял, что и так засиделся, и начал прощаться. В последний раз я посмотрел на портрет Хуан Юнь и уже подошел к двери, когда мама Хуан Юнь тихо сказала, вроде бы про себя:

– Ворота у нас во дворе никогда не запираются на ночь… А жильцы, которые посадили цветы, ложатся спать не позже половины одиннадцатого.

Я обернулся и улыбнулся ей на прощание. Потом начал спускаться по крутой лестнице. Действительно разумная женщина, она сразу разгадала мои намерения. Семья, ухаживающая за садиком, засыпает рано. Ворота не запираются – значит, поздно ночью я спокойно смогу войти в них. За все это я сказал ей про себя спасибо.

Сейчас три часа пополудни, я брожу по улицам, поглощенный мыслями о закопанном во дворе кожаном чемодане, обитом железом. Одному небу известно, что в нем лежит. Быть может, большая сумма денег? Но тогдашние деньги сегодня уже ничего не стоят. Возможно, там золото или секретные документы…

А вдруг там утерянная голова императрицы?

Только, скорее всего, там уже давно ничего нет.

Если мама Хуан Юнь сказала правду (а зачем ей меня обманывать?), то этот чемодан пролежал в земле больше двадцати лет. Кто может гарантировать, что за двадцать с лишним лет здесь никто не копался в земле? Честно говоря, это просто чудо, что старый складской двор, стиснутый высокими домами, сохранился до сих пор, что на этом крохотном кусочке земли до сих пор не построили небоскреб. Поэтому, если чемодан все еще там, если в нем действительно лежит голова императрицы, это вообще удивительное везение.

В ближайшей лавчонке я купил себе несколько пирожков и съел их прямо на улице. На ближайшей стройке купил у деревенского паренька за двадцать юаней лопату, а потом тихонько просидел несколько часов в укромном уголке двора, выжидая, когда любители цветов с нижнего этажа наконец-то заснут.

С лопатой в руках я прошел по темному двору. Наверное, вид у меня был тот еще. Что-то вроде рабочего-строителя или подмастерья-ремонтника. В половине одиннадцатого двор выглядел совсем заброшенным: кругом тишина, нигде – ни души. Ворота так никто и не закрыл. В окнах нижних этажей давно погас свет. Наконец окна потемнели во всем доме. Интересно, наблюдает ли за мной мама Хуан Юнь? Возможно, сейчас, как и двадцать лет назад, она стоит в темноте и пристально смотрит в окно. Я подошел к цветущему чайному дереву. Хотя сегодня день был пасмурный, ветер к вечеру разогнал тучи, и сейчас весь двор ярко освещала луна. Я полюбовался этим бурно цветущим деревом и почему-то вдруг вспомнил, что оно растет в горах, его еще называют «цветком мантры». Цветы этого дерева, в старом дворе складского дома, были какие-то особенно ароматные. Возможно, мне это только показалось, а может, все дело в том, что под ним была захоронена та самая голова.

Прости меня, горное чайное дерево, простите меня, дивные цветы! Я поднял лопату и вонзил ее в землю. Я старался копать очень тихо, чтобы никого не разбудить. Но кто знает, спят они или нет. А вдруг они все сейчас следят за мной? Несколько ударов лопатой, и я быстро выкорчевал корни цветущего чайного дерева. Затрепетали прелестные цветы, посыпались на землю красные лепестки, затрещали, ломаясь, ветки, и наконец все дерево рухнуло на землю, как труп красавицы-женщины. Невольно вздохнув, я продолжал копать, топча лепестки. Таким делом я не занимался никогда в жизни, поэтому действовал неумело, к тому же еще старался не шуметь; естественно, что я весь обливался потом.

В серебристом свете луны я продолжал методично орудовать тяжелой лопатой, точно грабитель древних могил. Вдруг мною овладела уверенность, что я приближаюсь к цели. Мне стало очень страшно. Только холодные струйки пота, сбегавшие по спине, убеждали меня, что я еще жив, что я в мире людей, а не стал вечным пленником подземного дворца. Моя лопата глубоко вонзалась в землю. К счастью, земля была черная, жирная, мягкая.

Я представил себе, как двадцать лет назад Хуан Дунхай на этом самом месте копал яму, чтобы захоронить чемодан. А теперь я выкапываю то, что он похоронил. Передо мной в темноте возникло его скорбное лицо, и у меня задрожали руки.

Не знаю, сколько времени прошло, но я наконец выкопал яму почти в человеческий рост. Хорошо еще, что здесь сухо: в Шанхае на такой глубине обычно залегают подземные воды. Я стоял на дне глубокой ямы, и меня охватило чувство, словно я выкопал самому себе могилу и теперь меня заживо погребут в ней.

Я вдруг ясно почувствовал: у меня под ногами что-то есть. Кое-как изловчившись, я присел б узкой яме и принялся ощупывать землю руками. И я нашел! Рука наткнулась на что-то металлическое. Это был торчащий из земли железный обруч. Я начал бешено, чуть ли не срывая ногти, скрести землю руками. И в конце концов выкопал! У меня в руках был холодный как лед, ледяной как могильный холод кожаный чемодан, стянутый ржавыми железными обручами.

Я крепко-накрепко вцепился в этот чемодан. Так, наверное, люди цепляются за жизнь. Ледяной холод находки приятно освежал мое разгоряченное тело. Подняв чемодан над головой, я поставил его на край ямы и выкарабкался сам. Я почувствовал, что чемодан, я сам, мои руки – все пропитано запахом сырой земли. Этот запах резко ударил мне в нос. Так пахнет могильная земля.

Будь я действительно грабителем могил, я непременно тут же начал бы изучать добытое сокровище. Но я посмотрел на огромный ржавый замок и понял, что не смогу открыть чемодан здесь.

Луна по-прежнему ярко сияла надо мной. Я поднял голову и посмотрел на окно верхнего этажа. Может быть, я встречусь взглядом с мамой Хуан Юнь? Я ничего не увидел в темноте. Была ли она там? Неизвестно. Но все же я с благодарностью низко поклонился этому окну. Бросив лопату, я взял обитый железом кожаный чемодан, распахнул ворота и вышел вон. Стыдно, конечно, оставлять такой разор после себя, но у меня не было сил на то, чтобы закопать яму. Завтра поутру люди с нижнего этажа, любовно ухаживающие за своим садиком, будут потрясены, увидев огромную яму и загубленное прекрасное чайное дерево. Возможно, они сочтут это делом рук душевнобольного.

Только на улице я понял, что весь, с головы до ног, в грязи, да еще тащу подозрительный чемодан. Если я встречу патруль, меня заберут в полицию. Они откроют чемодан, увидят человеческую голову, если она, конечно, там, – и тогда я пропал. На такси, ясное дело, я тоже ехать не мог. Любой таксист привезет меня прямиком в полицию. Я пробирался к дому узкими безлюдными переулками. Неверный серебристый свет луны скользил по моему лицу, искаженному страхом и ужасом.

Страх и ужас сопровождают меня постоянно.

Страх и ужас.