важными, чрезвычайно важными. А пироксилин найден! Эти мерзавцы собирались взорвать Кремль. Они рассчитали — требовалось шестьдесят пудов. Важно узнать, достали они остальное? Где-то под Москвой у них склад.

В своих мягких охотничьих сапогах он двигался порывисто и удивительно легко и красиво. Глаза его смеялись и страдали. Ни у кого никогда больше Митя не видел таких глаз.

В сопровождении конвойного вошел высокий плотный человек в серой бекеше. Развязно прошел к столу, небрежным движением подвинул стул, опустился, огляделся по сторонам. И увидел Митю. Он весь напрягся, подобрался, полные щеки стала медленно заливать синева.

Митя сразу узнал человека, который вместе с Петром принимал оружие в федерации анархистов, человека, чья серая бекеша мелькала среди солдат во время мятежа брянского гарнизона, того, кто швырнул гранату в Жилина.

Человек в бекеше посмотрел Мите в глаза, устало повернулся к Дзержинскому.

— Да, — сказал он, — я анархист.

Дзержинский, внимательно наблюдавший за ним, кивнул.

— Видите, Лямин, напрасно упорствовали. Где взрывчатка?

— Не знаю.

— Где конспиративная квартира? Где явка?

Лямин беззвучно шевельнул губами, не ответил.

Дзержинский, пристально глядя на него, повторил вопрос.

— Не могу, — еле слышно прошептал Лямин, — я не могу... слово рево... революционера...

— Не смейте! — стукнув ладонью по столу и покраснев, вскричал Дзержинский. — Не смейте пачкать слово «революция»! Вы продали ее трижды. Вы и эсер Черепанов в одном гнездышке с Деникиным, с Юденичем, с Гурко, с кадетами. Вы убиваете из-за угла лучших сыновей революции. Вы стали наемными грабителями и убийцами. И вы смеете произносить это священное слово!

Лямин молчал.

Дзержинский остановился перед ним.

— То, что вы мне сейчас скажете, не изменит вашей судьбы. Я лично буду настаивать на самом строгом приговоре. Но вы хоть на йоту искупите свою вину перед революцией. — И, помолчав, снова, с силой: — Где склад взрывчатки? Где явка? Где конспиративная квартира?

Не шевельнувшись, Лямин сказал неожиданно будничным тоном:

— По Казанской дороге. В Красково. Там все.

Съежившись, уставясь в одну точку, он скороговоркой рассказывал о том, как под Брянском на хуторе у Малалеева прятали оружие и взрывчатку, как везли их в Москву, как на даче в Красково делали бомбы, там же писали и печатали антисоветские листки. Бросили бомбу в зал заседаний в Леонтьевском переулке — рассчитывали, что там Ленин.

Лямин говорил долго, больше часа, назвал много имен. Одного только имени он не упомянул ни разу. Когда он кончил, Митя попросил разрешения задать вопрос:

— Где Петр?

Лямин помедлил, глухо сказал:

— С нами. На даче. В Красково.

Когда его увели, Дзержинский некоторое время молча, задумавшись, сидел за столом, подперев рукой голову. Потом устало поглядел на Медведевых.

— Мы пока больше болтаем о красном терроре. А белый террор действует вовсю. — Глаза его осветились гневом, он опустил руку на стол, сжал кулак. — Все отребье объединилось. Создали где-то в Москве центр, готовят восстание. Ждут Деникина... — Он не смог спокойно усидеть за столом, неукротимая сила вскинула, толкнула снова шагать по комнате. Задержавшись перед Александром, сказал: — Ищите связь с Пилсудским. В Польше идет скрытая мобилизация. Наступление Деникина, нажим Юденича, восстание внутри, убийства большевиков, подготовка в Польше — единый план. Они быстро нашли связи. И Брянск — перекресток всех путей. Очень удобный пункт. Где-то там сидит связной. Есть данные. Поищите!

— Будет сделано, Феликс Эдмундович! — ответил Александр и встал.

Дзержинский протянул руку.

— Спасибо. Этот долго упирался. Увидел вас, понял, что разоблачен.

В коридоре Митя остановил брата.

— Шура, я должен участвовать в операции в Красково.

Александр кивнул.

— Хорошо, я узнаю, кто будет руководить операцией.

Шли редкой цепью в темноте. Под ногами чавкал болотистый луг. Поднялись на железнодорожный мостик, чтобы перейти речушку, снова спустились на луг. Дача оказалась совсем рядом, у берега. В доме было темно, только одно из занавешенных окон пропускало слабый желтый свет.

Впереди послышался тихий говор: встретились с цепью, подходившей с другой стороны, кольцо замкнулось.

Человек в кожанке, шагавший слева от Мити, передал вполголоса приказ:

— Оружие к бою — вперед!

Митя сжал рукоятку пистолета, спустил предохранитель.

У забора мелькнул тонкий силуэт женщины, послышался взволнованный окрик. Почти тотчас же сухо ударил пистолетный выстрел. Надсадно залились собаки. Где-то далеко, с другой стороны дачи, щелкнул еще выстрел. Затем наступила короткая мертвая тишина. Митя приготовился к тому, что сейчас навстречу ему выйдет Петр, и знал, что сумеет выстрелить. Он успел сделать еще несколько шагов, когда впереди, словно под землей, раздался мощный глухой удар. И затем в течение мгновений перед ним, как во сне, стали непрерывно изменяться очертания дачного дома. Крыша сложилась гармошкой, середина медленно опустилась, потом поднялась, выпятилась верблюжьим горбом, один конец встал торчком, а другой круто упал вниз. В следующее мгновение через провал крыши взметнулся фонтан искр, за ним столб пламени. Митя услышал треск ломающихся балок, визг вырываемых гвоздей, звон стекла. Вскоре все эти звуки покрылись ровным сухим шорохом огня.

Дом сгорел не весь. При бледном предутреннем свете в развороченной комнате Митя увидел Петра. Отброшенный взрывом, он лежал в углу, придавленный рухнувшей балкой. Лицо Петра, землистое, обросшее, страдальчески исказилось, из-за крючковатого носа тускло блестел широко открытый глаз...

Когда чекист в кожанке нагнулся над мертвым Петром, чтобы обыскать, Митя быстро вышел из комнаты.

На другой день, прощаясь с братом на вокзале, Митя сказал ему:

— Ты был прав, Шура. Вернусь из Питера, отвоюю, стану чекистом. Возьмешь?

Александр обнял его и крепко поцеловал.

Облегчая Деникину продвижение к Москве, 28 сентября Юденич начал наступление на Петроград. Первые три недели для Юденича были успешными. 20 октября его войска подошли к Пулковским высотам.

3-я Орловская бригада была спешно переброшена на лужский участок Петроградского фронта.

Перерезав в начале октября Варшавскую железную дорогу, противник занял станцию Струги Белые и добился расчленения войск 7-й армии. Над Петроградом нависла смертельная угроза. Не давая Юденичу развить успех, 15-я армия 26 октября перешла в наступление на лужском направлении. 3-й бригаде было назначено освободить Струги Белые.

За несколько дней перед наступлением в штабе бригады появился начальник особого отдела. Он подолгу разговаривал с командиром, комиссаром, ездил в полки. Как-то вечером, зайдя в штабную