минуты? И вот сегодня, когда уже начало темнеть и повалил крупными мокрыми хлопьями снег, Наташа услышала тихий стук в окно, увидела приплюснутый к стеклу нос, улыбающиеся глаза.
– Семен! – радостно вскрикнула она, надела шапку, накинула на плечи полушубок, выбежала из дома, с налету обхватила шею Семена обеими руками, чмокнула в гладко выбритую щеку, влажную от снега.
– Пойдем!
Семен поднял соскочивший с плеч Наташи полушубок, помог надеть.
– Куда, Наташенька?
– Неужели мы не можем позволить себе такой роскоши – просто-напросто погулять?
Взяла под руку, потащила к заснеженному лесу. Когда сели на поваленную бурей сосну, ласково сказала, прижавшись:
– Теперь расскажи, как воевал?
– Разве на такой вопрос ответишь? Как все.
– Неправда! – Наташа вынула из кармана гимнастерки сверкнувший в сумерках портсигар. – Узнаешь?
– Неужели тот самый? Наташенька, милая, да как же он к тебе попал? Тогда ты знаешь уже многое…
23
Экипаж остановили при въезде в город. Высокий фельдфебель попросил предъявить документы. Пропуск Ани держал долго, но больше смотрел на нее.
– Не окажет ли красавица Анна честь провести вечерок в кафе? – вызывающе спросил немец, возвращая пропуск.
– Нет! – строго ответила Анна.
В районе рынка она отпустила извозчика и сразу же заметила, что за ней следят. Резко изменила направление – пошла к центру города. То ускоряла, то замедляла шаг, а довольно полный, средних лет человек неотступно следовал за ней. Надо было избавиться от нежелательного преследования, и Анна направилась к зданию гестапо. Зашла в бюро пропусков. Толстяк последовал за ней. Аня сняла телефонную трубку и набрала номер Шене. К счастью, он оказался на месте. Услышав его голос, Аня громко спросила:
– Господин Шене? Здравствуйте. Вам большой привет от гауптмана Радля… Узнали?.. Сейчас подойдете?.. Хорошо, хорошо, я в бюро пропусков.
Шене обрадовался встрече с Аней. Вызвал машину и повез в гостиницу.
Через двое суток Охрим, обросший и похудевший, поздним вечером пришел в первую попавшуюся на пути воинскую часть и потребовал, чтобы его срочно доставили к начальнику городского гестапо. Ночью он уже сидел в кабинете Отто Кранца и подробно докладывал.
– Почему не убит Млынский? – строго спросил Кранц.
– Стрелял, но промахнулся, – ответил Охрим. – Мы с 'Иваном' вывели Млынского в лес. Казалось, все делаем наверняка. Как только 'Иван' отошел в сторону, – мы такое условие имели с ним, – я приготовился полоснуть в спину Млынскому, да не успел сделать этого. Верный человек Млынского следил за мной. В самую последнюю минуту вышиб автомат, выстрел пришелся в землю. Я его прикончил из пистолета, но он, стервец, успел все-таки садануть меня ножом.
Охрим сдернул рубашку, осторожно снял окровавленную тряпку с плеча.
Кранц внимательно осмотрел незажившую рану.
– Здорово он тебя! Как же ноги успел унести?
– Тут 'Ивану' в ножки поклониться надобно. Я бежать, он – за мной. Млынскому успел внушить, чтобы на базу возвращался немедленно, жизнь его нужна, сказал. Пообещал поймать бандита, это, значит, меня, и доставить живым или мертвым. Бежали мы с ним этак километров пять, а потом он мне счастливой дорожки пожелал, а сам воротился.
Охрим тяжело вздохнул, закончил:
– Вот я и стою перед вами, как на духу. Виноват – казните. Только видит бог, не повинен, не щадил живота своего.
– Задание-то провалено!
– Никак нет, господин начальник, – заверил Шмиль. – 'Иван' велел передать, что он не зря ходит в сержантах немецкой армии, что помнит он о своем долге. Просил заверить, что Млынскому не миновать пули, видит бог, не миновать. Что касаемо меня, я старался, господин начальник. Собрал важные сведения об отряде.
Сейчас Шене никто не мешал усиленно ухаживать за Аней. Но только ухаживать.
– В нашем роду чтится верность, – отвечала Аня на его домогательства. – И не забывайте: мой муж на фронте рискует жизнью.
Вечера, как правило, Аня проводила в компании Шене и его друзей. Это было самое неприятное время, но и небесполезное: подвыпив, гестаповцы и армейские офицеры, не стесняясь ее, обменивались фронтовыми и городскими новостями. Днем она занималась основными делами.
Сегодня Шене заявился к Ане в гостиницу расфранченный, похвастался, что награжден орденом 'Железный крест', и по этому торжественному случаю устраивает в офицерском кабаре ужин. В зале их поджидало уже около десятка офицеров гестапо и вермахта. Шене каждого представил Ане, В одном из офицеров по приметам, с которыми ее ознакомил капитан Афанасьев, Аня опознала 'Фауста'.
Захмелевшие офицеры наперебой приглашали Анну танцевать. Раскрасневшийся от счастья Шене милостливо разрешил Ане станцевать с каждым по танцу.
Танцуя с 'Фаустом', она шепнула ему на ухо:
– В Берлине, говорят, сильные холода.
Руки 'Фауста' чуть-чуть дрогнули. Он поправил пенсне, также тихо ответил:
– Скоро будет жарко.
Пароль означал не только установление связи, но и то, что на другой день, не позже двенадцати часов, 'Фауст' вложит сообщение в тайник.
'Фауст' не обманул. Удостоверившись, что за ней нет слежки, Аня отнесла пакет в другой тайник. Утром следующего дня пакет вручили Афанасьеву. Он вскрыл его, обрадовался:
– Вот и заработал наш 'Фауст'!
Прочитав одно из сообщений, нахмурился.
– Немцы опять готовят операцию по уничтожению вашего отряда, – сказал он, передавая сообщение Млынскому. – 'Фауст' молодец, приложил и копию плана операции.
Млынский ознакомился с планом и с поясняющим его сообщением 'Фауста', спокойно сказал:
– У них расчеты очень примитивные: ночью незаметно пробраться в район нашего лагеря, окружить его и уничтожить спящих. Как бы не так!
– Немцы клюнули на один из наших вариантов, майор.
– Это так, капитан, только вариант этот самый невыгодный для нас. Ну, ничего. Сами его придумали.
– Будем надеяться, что Охрим не струсит.
