– Да, – сказал Афанасьев. – Вот когда можно понять цену везения!

Наскоро ознакомились с документами, топографическими картами. В чемоданах было выходное обмундирование, несколько блоков берлинских сигарет, французские духи. В одном из чемоданов планшет, а в нем служебные бумаги. Одна из них особенно заинтересовала Афанасьева: это был список советских активистов. На списке чья-то резолюция: 'Арестовать и расстрелять'.

Судя по удостоверениям личности, пожилой офицер имел звание штурмбанфюрера и являлся офицером городского гестапо, а молодой гауптман – офицером связи.

Афанасьев обрадовался: штурмбанфюрер и гауптман знают немало! И решил тут же допросить их. Начал с гауптмана, который показался ему более подкладистым. Но тот высокомерно заявил:

– Я дал присягу фюреру!

– Товарищ Карлышев! Отведите его в сторонку, – по-русски приказал Афанасьев. – Пусть посидит, подумает. – И Афанасьев показал, куда отвести.

– Шнелль! – скомандовал Карлышев, сняв с плеча автомат.

Гауптман даже присел, огляделся по сторонам и вдруг прыжком к стоявшему неподалеку Дьяуру, выхватил из незастегнутой кобуры пистолет.

Карлышеву ничего не оставалось, как дать автоматную очередь. Но и гауптман успел выстрелить. Пуля попала в правую руку Курбанова, задела кость.

– Если можно, простите, – виновато сказал Дьяур.

– Твоя оплошность могла стоить жизни кому-либо из нас, – осуждающе сказал Афанасьев. – И 'языка' лишились. Сделайте, товарищи, выводы на будущее.

Штурмбанфюрер смотрел на труп гауптмана с ужасом. Попытался выговорить что-то.

– Что вы там бормочете? – по-немецки спросил Афанасьев.

– Если вы гарантируете мне жизнь ради моих детей, я расскажу очень и очень важное для вас.

– А сколько вы осиротили наших детей?

– Я – солдат!

– Солдат тоже обязан думать.

– В нашей армии учат, что за всех нас думает фюрер.

– Может, он и сейчас думает за вас? Сомневаюсь!

– Дайте закурить, – попросил штурмбанфюрер.

Афанасьев протянул коробку папирос 'Казбек'. Немец взял папиросу, понюхал табак.

– О! Ваши папиросы отличные!

– Не чета вашим сигаретам: крутите из морских водорослей, а потом пропитываете никотином. Гадость! Ну, слушаю вас.

– Гитлер не капут, – произнес штурмбанфюрер. – Да, да я не бравирую, я хочу сказать, что есть. Если нужно будет, ему охотно помогут ваши сегодняшние союзники – англичане и американцы. О! Ваш социализм они боятся куда больше, чем наш фашизм. И тем не менее, если вы гарантируете мне жизнь, я готов рассказать все-все, что я знаю.

– Обещаю сохранить вам жизнь при том непременном условии, если вы будете говорить честно, и только правду.

– О! Я буду очень и очень честен. Каждое мое слово будет сущей правдой.

Повеселевший гестаповец рассказал, что с гауптманом фон Радль он встретился случайно как с попутчиком, возвращался в город, где он служит в гестапо, там введен комендантский час и в этой связи аннулированы старые и введены новые пропуска. Военнослужащим пропуска заменяют их удостоверения. Немец назвал сотрудников городского гестапо, перечислил известных ему агентов, действующих в городе. Прикомандированный к городскому гестапо офицер по особым поручениям Ганс Груман, по утверждению немца, возглавляет группу, которая занимается подбором, подготовкой и заброской агентов в тыл Красной Армии и в партизанские отряды. В настоящее время к заброске готовят бывшего начальника городской полиции Раздоркина и еще несколько человек, фамилий он не знает. Совсем недавно в отряд Млынского, который особенно много причиняет хлопот, внедрено три агента гестапо во главе с резидентом. Кличка резидента 'Иван', агентов – 'Рейнский', 'Сова' и 'Лайка'. Самые большие надежды гестапо возлагает на 'Рейнского', Это старший, следователь городской полиции по имени Охрим.

Афанасьев подробно записал показания гестаповца.

Видя, что гестаповец действительно знает много, командир группы решил доставить его на базу и там подробно допросить. На основной базе Афанасьев поместил гестаповца в отдельную землянку, поручил допрашивать его комиссару Белецкому и Карлышеву.

На основании данных допроса, а также захваченных у немецких офицеров документов было составлено несколько радиограмм. Передать их в Центр поручили радисту Прокопченко. Операция по захвату 'языка' позволила предметно начать подготовку к более сложной операции – выходу в город. Прежде всего Афанасьев сверил привезенные из Москвы документы с документами гауптмана. К счастью, они оказались тождественными. Мундир гауптмана пришелся впору Афанасьеву, словно с одного плеча. Довольный этим, он сел за отработку деталей операции. Во второй половине ночи облачился в форму гауптмана, вызвал к себе разведчицу Аню, проинструктировал ее, дал совет, как одеться и что взять с собой.

Распрощались тепло и трогательно – мало ли чего может случиться. Сопровождал Дьяков.

На рассвете уже были на подступах к железнодорожной станции. Еще раз проверили свой внешний вид. А когда сапоги Афанасьева усилиями Дьякова заблестели словно зеркало – впору смотреться, – капитан крепко пожал руку друга, взял под руку Аню и вышел с ней на шоссе. Через пятьсот метров свернули на тропку, которая прямехонько вела к железнодорожной станции.

Дьяков, укрываясь в развалинах кирпичной железнодорожной будки, пристально наблюдал за своими товарищами.

Пропустив вперед Аню, Афанасьев вошел в станционный зал. Зал большой, а в нем ни души. Из служебной комнаты вышел дежурный комендант, недоуменно спросил:

– Откуда вы в такую рань?

– Я с фронта. Ехал в город на попутной машине. Дорога скверная, сами знаете. Фрау в машине укачало, ей стало дурно. Мы сошли с ней на шоссе, а теперь до первого поезда мы у вас в гостях, господин комендант.

– Вы с ума сошли, гауптман! Разве можно так рисковать в этой дикой стране? Надеюсь, вы не претендуете на роль куропаток? – И уже спокойно: – Все обошлось благополучно. Это уже хорошо. Первый поезд будет через час, есть время и для отдыха. – Он открыл дверь в комнату, из которой вышел. – Прошу!

На жестких диванах сидели офицеры разных званий и родов войск.

Сидевший у входа обер-лейтенант вскочил, выбросил вперед руку, гаркнул так, что Аня вздрогнула:

– Хайль Гитлер!

– Хайль! – небрежно ответил Афанасьев. Помог Ане сесть на диван и сам присел рядом. Достал пачку сигарет, протянул офицерам.

– Курите!

К сигаретам жадно протянулось несколько рук. Обер-лейтенант внимательно рассмотрел марку.

– Настоящие берлинские, – уважительно произнес он. Довольный, выпустил несколько колец. – Где достали?

Афанасьев надменно посмотрел на него.

– Я получаю сигареты из Берлина.

– Если не секрет, что делает на фронте фрау? – полюбопытствовал пожилой гауптман с эмблемами танкиста.

– Я приехала проведать мужа, а заодно и проверить, не нарушает ли он обет верности.

За разговором незаметно пролетело время. Пришел поезд. Афанасьев взял под руку Аню, подхватил чемодан. В вагоне вынул из кармана берлинскую газету, стал читать. Заметил, что газетой явно заинтересовался оберштурмфюрер, сидевший напротив. Подумал: есть предлог для знакомства. Сделал вид, что газета его уже не интересует, положил на колени.