Афанасьев оглянулся. Прокопченко, Дьяков, Наташа, Дьяур, Карлышев радовались, как дети, и не скрывали этого.

– Здорово аэродром разделали! По нашим данным! – сказал Прокопченко. – Оперативно действуют!

Афанасьев обратился к нему.

– Утром послушайте, не будет ли вызывать Центр. Сами в эфир не выходите. А сейчас спать, друзья. Кажется, мы заслужили отдых.

На рассвете пошел плотный холодный дождь. Прокопченко включил рацию. Ровно в положенное время услыхал знакомые позывные. Через короткие интервалы они повторялись снова и снова. Не выходя в эфир, радист доложил капитану, что Центр упорно добивается связи.

– Значит, у него имеется что-то важное для нас, – заметил Афанасьев.

– В таком случае, товарищ капитан, дайте разрешение на немедленную связь. В такую погоду, я думаю, немцы за нами гоняться не будут.

Афанасьев строго посмотрел на радиста.

– Провалить базу – большого ума не нужно. – Посмотрел на часы, спросил: – Когда у нас запасное время для связи с Центром?

– Сегодня в двенадцать ноль-ноль по московскому времени.

– Значит, в запасе у нас четыре часа. Времени вполне достаточно, чтобы отойти подальше, но в другом направлении. Кроме Дьякова, возьмите еще Карлышева. Он отлично ориентируется на местности. В любом лесу чувствует себя как дома.

Вскоре три разведчика в плащ-накидках, с автоматами, с полевой рацией вышли в новый район, который был определен в создавшейся обстановке как самый безопасный.

Прокопченко под плащ-накидкой нес рацию. Опираясь на палку, чтобы не поскользнуться на мокрой траве, он осторожно обходил кустарник, искусно маневрировал в лабиринтах бурелома, в то же время старался идти строго на север, по азимуту. За ним гуськом двигались Дьяков и Карлышев, у каждого из них под плащ-накидкой деликатный груз – батареи. Они обязаны были уберечь их от дождя.

Пройдя километров двадцать от базы, подошли к домику лесника. Он укрыл их от дождя. Дьяков и Карлышев с автоматами заняли места у разбитых окон, готовые встретить непрошеных гостей.

Прокопченко развернул радиостанцию, надел наушники. Секундная стрелка часов, которые держал перед собою радист, делала последние обороты. Еще момент, он включил рацию. Точно в обусловленное время в эфире среди треска и шума множества станций Прокопченко уловил позывные Центра, взялся за ключ, и в эфир полетело:

– Я 'Уран', я 'Уран'… Как слышите?..

– Я 'Волга'… Слышу вас хорошо. Перехожу на прием.

Прокопченко передал радиограмму, торопливо записал длинную колонку цифр, пока таинственных.

Только к вечеру, промокшие до нитки, они не вошли – ввалились в свою землянку, расшифровали радиограммы Центра.

В первой радиограмме Центр приказывал принять срочные меры к обнаружению отряда Млынского и обеспечению его устойчивой радиосвязью. Во второй лично Афанасьеву предлагалось связаться через тайник с резидентом 'Отто', действующим при штабе армии генерала фон Хорна, взять разведывательные сведения, снабдить резидента деньгами. В конце радиограммы описывалось место заложения тайника.

Перечитав радиограммы, капитан Афанасьев задумался. Какие еще срочные меры принять к обнаружению отряда Млынского?.. Как проникнуть к тайнику, если он находится в центре города, оккупированного гитлеровцами?.. Набросил на плечи куртку, пошел в землянку комиссара разведывательной группы Белецкого.

Присел на лежанку, опасаясь, как бы не задеть больную ногу, спросил о самочувствии.

Белецкий виновато посмотрел на капитана.

– Если скажу, что 'преотличное', – все равно не поверишь… Наташа говорит, что ходить можно будет недели через две-три.

– Слушайся ее, – посоветовал Афанасьев, протягивая комиссару расшифрованные радиограммы Центра.

– Сложная задача!

– Да. Нужно разузнать, какие пропуска действительны в городе, какой порядок передвижения поездами, проживания в гостиницах, насколько надежны наши документы прикрытия. А чтобы получить ответ, нам 'язык' нужен вот так. – Капитан провел пальцем по горлу.

– И 'язык' знающий, способный ответить на все эти вопросы. Попробуй поохотиться на шоссе.

– Этот вариант и изберем, Петр Тимофеевич.

– Не сочти за мелкую опеку, за азбучную истину, что ли… – Белецкий замялся.

– Говори, говори.

– Людей береги и себя… пожалуйста…

Капитан понимал – Белецкий тяжело переживает, что он пусть временно, но выбыл из строя, видит, что на каждого разведчика легла дополнительная тяжесть той ноши, которую должен был нести он, да и ухаживать за ним. приходится… Чтобы поддержать товарища, почти официально сказал:

– Я займусь операцией по захвату 'языка', а ты, Петр Тимофеевич, отвечаешь за тех, кто останется на базе, и за базу, конечно.

– Добре! – повеселел комиссар. – Не беспокойся. В случае чего будем биться до последнего патрона, а последний – себе.

Когда Афанасьев ушел, Белецкий, морщась от боли, поднялся с лежанки и, прикусив нижнюю губу, стал медленно передвигаться по землянке из угла в угол. Занятый трудным делом, не заметил, как вошла Наташа.

– Петр Тимофеевич! – вскрикнула она испуганно. – Не мучайте себя! Немедленно ложитесь или…

– Невмочь мне, Наташа, быть обузой! Мне побыстрее надо научиться ходить! – И комиссар зашагал еще решительнее.

– Но вы навредите себе! Что вы делаете! Петр Тимофеевич! Ну вот…

Наташа успела подхватить Белецкого, помогла добраться до лежанки.

– Не надо больше, не надо… – уговаривала она Белецкого, как ребенка, вытирая носовым платком крупные капли пота на побледневшем лице комиссара…

На операцию Афанасьев взял Дьякова, Карлышева, Дьяура, Курбанова. К шоссейной дороге подошли под утро в густом тумане. Выбрали место, где шоссе у обрыва делает крутой поворот. Спилили березу, положили у обочины, а сами залегли в кустарнике. Курбанов взобрался на дерево, имея указание дать сигнал, когда появится легковая машина.

Через час промчался бронетранспортер. За ним несколько крытых грузовых машин. Потом еще несколько грузовых машин с солдатами. Наконец-то Курбанов трижды прокуковал, торопливо слез с дерева.

– Идет! Одна!

Березу положили поперек дороги.

Легковая машина неслась на большой скорости. Тормоза взвизгнули, машина остановилась в трех- четырех метрах от дерева. Тут же к ней подбежали разведчики.

– Хенде хох! – скомандовал Афанасьев, держа автомат наготове.

В машине на заднем сиденье были два офицера. Они подняли руки, а шофер выскочил на дорогу, побежал, как обезумевший, по шоссе.

– Цурюк! Цурюк! – крикнул Карлышев.

Шофер побежал еще быстрее. Карлышев дал короткую очередь.

Разведчики обезоружили офицеров, вытащили из багажника три чемодана. Карлышев обыскал водителя, документы переложил в свой карман, а труп втащил в машину, завел мотор, направил автомобиль в обрыв. Кувыркаясь, он врезался в сосну, загорелся.

Привал сделали в чаще леса, отойдя от шоссе километров десять. И только сейчас поняли, как им повезло: за те считанные минуты, потраченные на операцию, других машин не появлялось.