— Мне
— Мы смотрим
На экране Мадонна водила руками по своим вздернутым грудям.
— Уверена, это очень интересно, — съязвила Алсана, сердито глядя на Максин. — Айри, ты будешь печенье?
— Я бы не отказалась, — проворковала Максин, хлопая длинными ресницами.
— Не сомневаюсь, — медленно и многозначительно, как говорят с иностранцами, заметила Алсана. — Но
Нина и Максин снова прыснули.
— Айри! — Алсана с сердитым видом указала на дверь. Айри вышла за ней.
— Я — человек либеральный, — принялась жаловаться Алсана, когда они остались одни. — Но почему надо вечно ржать и устраивать песни-пляски по поводу всего на свете? Неужели гомосексуальность — это так весело. Гетеросексуальность почему-то совсем не веселит.
— Я не хочу слышать этого слова в своем доме, — сказал Самад с каменным выражением лица, входя в дом из сада и кладя на стол садовые перчатки.
— Какое из двух?
— Никакое. Я всеми силами стараюсь сделать наш дом праведным.
Самад заметил фигуру за кухонным столом, нахмурился, наконец решил, что это в самом деле Айри Джонс, и завел обычный разговор:
— Привет, мисс Джонс. Как поживает твой отец?
Айри пожала плечами, исполняя обычный ритуал.
— Вы видите его чаше, чем мы. Как Бог?
— Спасибо, отлично. Ты не видела моего никудышного сына?
— Нет.
— А моего хорошего сына?
— Сто лет не видела.
— Если увидишь моего никудышного сына, передай ему, что он никудышный сын.
— Хорошо, мистер Икбал.
— Да хранит тебя Бог.
— Gesundheit.[76]
— А теперь, прошу прощения… — Самад взял с холодильника свой молитвенный коврик и вышел.
—
Алсана вздохнула.
— Конечно, грустный. Ему кажется, что он все испортил. И так оно и есть, но кто первый бросит камень и все такое… Он постоянно молится. И не хочет взглянуть правде в глаза: Миллат болтается Бог знает где с какими-то белыми девицами, а Маджид…
Айри вспомнила, насколько идеальным ей казался ее первый кумир — возможно, эта иллюзия возникла как следствие всех огорчений, которые Миллат принес ей за эти годы.
— А что с Маджидом?
Алсана нахмурилась и достала с верхней полки кухонного шкафчика, где она хранила письма от сына, тонкий конверт авиапочты. Передала его Айри. Та вытащила письмо и фотографию.
На снимке — Маджид, превратившийся в высокого элегантного молодого человека. Волосы у него такие же черные, как у брата, но он не зачесывал их на лоб. Пробор — слева, волосы приглажены и заправлены за правое ухо. Твидовый костюм и, кажется, галстук. Впрочем, фотография была нечеткая. В одной руке — большая летняя шляпа. Другой он держал за руку известного индийского писателя сэра Р. В. Сарасвати. Тот — весь в белом, в шляпе с широкими полями и с пижонской тросточкой в руке. Оба широко улыбаются и стоят с таким видом, будто с чем-то поздравляют друг друга, и каждый, кто увидит фото, должен подумать, что они вот-вот похлопают друг друга по плечу, если еще не похлопали. Полуденное солнце скачет по ступенькам Университета г. Дакка, где и сделана фотография.
Алсана ткнула в снимок указательным пальцем.
— Знаешь, кто такой Сарасвати?
Айри кивнула. Обязательный тест для получения аттестата: «Стежок во времени» Р. В. Сарасвати. Печально-слащавая книга о последних днях Империи.
— Сама понимаешь, Самад терпеть не может Сарасвати. Называет его колониалистским прихвостнем и лизоблюдом.
Айри наугад зачитала отрывок из письма.
Как видите, мне повезло, и как-то в ясный мартовский день я встретил величайшего индийского писателя. Я победил в конкурсе на лучшее сочинение (писал на тему: «Наша страна — какой путь она выбирает?») и поехал в Дакку за призом (сертификат и небольшая сумма денег), который мне вручил на торжественной церемонии в университете он сам — этот великий человек. С гордостью говорю, что я ему понравился, и мы провели весь день вместе. Сначала было длительное чаепитие тет-а-тет, потом — прогулка по красивейшим улицам г. Дакка. Во время нашего длинного разговора сэр Сарасвати похвалил мои умственные способности и даже сказал (я цитирую), что я «отличный молодой человек». И я это очень ценю! Он сказал, что я должен заняться правом, поступить в университет или даже стать писателем! Я ответил, что первое призвание мне больше по душе и что я давно решил сделать все возможное, чтобы в азиатских странах воцарился порядок, чтобы люди научились готовиться к бедствиям и маленькие мальчики были застрахованы от падающих на них ваз (!). Нужны новые законы, новые законодательные акты (я ему так и сказал), чтобы бороться с нашим злым роком — стихийными бедствиями. Но тут он меня поправил: «Это не рок, — сказал он. — Мы — индийцы, мы — бенгальцы, мы — пакистанцы, слишком часто перед лицом истории вскидываем руки и восклицаем „Судьба!“ Но многие из нас необразованны, многие не знают, как устроен этот мир. Мы должны стать похожими на англичан. Англичане до самой смерти борются с судьбой. Они не слушают голос истории, если только она не говорит им то, что они хотят услышать. Мы говорим: „Так предначертано!“ Нет, не предначертано. Ничто не предначертано». За один день я понял больше, чем…
— Ничего он не понял!
Самад сердито протопал в кухню и грохнул чайник на плиту.
— Он ничего не понял, потому что слушал человека, который сам ничего не понимает. Где его борода? Где его хамиза? Где его покорность? Если Аллах говорит, что будет гроза, — значит, будет гроза. Если землетрясение, значит, землетрясение. Никуда от этого не деться! Я для того и отправил туда своего сына, чтобы он понял, что человек слаб и не может управлять ни миром, ни своей судьбой. Что такое Ислам? Что значит это слово? Само слово что значит?
— Не смей проповедовать в моем доме, Самад Миа! Для этого есть более подходящие места. Хочешь проповедовать — иди в мечеть, но не делай этого на моей кухне, потому что здесь будут есть…
— Но мы, мы не подчиняемся автоматически. Мы — люди, мы хитрые, хитрющие мерзавцы. В нас сидит зло — свободная воля. Мы должны
— Может быть, Самад Миа, а может быть, и нет.
— Хватит, Алси, предупреждаю тебя…
