увидел, что непонятное бульканье исторгала не она, а какой-то приборчик, на который она навалилась. Это был радиоприемник.
— Какого…
Алсана оторвала от себя приемник и выдвинула его на середину стола. Жестами показала: включи. Кухоньку облетели четыре знакомых сигнала — позывные, сопровождающие англичанина в любом уголке захваченной земли, потом голос на безупречном английском сказал:
Всемирная служба информации Би-би-си, 3 часа пополуночи. Миссис Индира Ганди, премьер-министр Индии, была застрелена сегодня охранниками-сикхами в саду своего дома в Нью-Дели в знак открытого восстания. Вне всякого сомнения, ее убийство стало местью за операцию «Голубая звезда» в июне нынешнего года, в ходе которой была разрушена одна из главных святынь сикхов в городе Амритсаре. Сикхи, которые сочли это посягательством на свою культуру…
— Довольно, — сказал Самад и выключил радио. — Все равно от нее не было толку. Они все там такие. Какая разница, что происходит в Индии, этой помойной яме. Дорогая… — Прежде чем это сказать, он подумал, отчего он сегодня такой жестокий. — Ты принимаешь все слишком близко к сердцу. Интересно, а по мне ты бы тоже так убивалась? Куда там, тебе дороже какая-то политиканка, совершенно тебе не знакомая. Ты являешь собой наглядный пример невежества масс. Тебе это известно, Алси? — Он взял ее за подбородок и говорил, как с ребенком. — Плачешь о богатых и власть имущих, которые на тебя плевать хотели. Эдак ты через неделю поднимешь рев, что принцесса Диана сломала ноготь.
Алсана скопила слюну и смачно плюнула в Самада.
И тут Самад ее ударил — и потому, что она помянула своих бывших, и потому, что вот уже много лет никто не называл его
Алсана схватилась за щеку и спокойно сказала:
— Я плачу от жалости к тем беднягам и от радости за своих сыновей! Пусть их отец равнодушный тиран, зато они не умрут на улице, словно крысы.
Все шло по старому сценарию: те же соперники, тот же ринг, те же разборки и хуки правой. Без перчаток. Звук колокола. Самад выходит из своего угла.
— Их ожидает худшее: жизнь в духовно обанкротившейся стране с матерью-психопаткой. Совершенно чокнутой. Сплошные тараканы в голове. Посмотри на себя, во что ты превратилась! Смотри, как ты разжирела! — он ущипнул ее и быстро отдернул руку, словно боясь заразиться. — Во что ты одета? Кроссовки и сари? А это что такое?
Речь шла об одном из Клариных африканских шарфов; этим длинным куском красивой оранжевой ткани Алсана обматывала свою пышную гриву. Самад стащил шарф и швырнул в угол, волосы Алсаны рассыпались по плечам.
— Ты забыла, кто ты и откуда. Мы не вернемся домой, потому что мне стыдно будет показать тебя родне.
Алсана кисло улыбнулась и покачала головой, а Самад с напускным спокойствием налил воды в чайник и поставил на плиту.
— А на тебе-то какое красивое лунги, Самад Миа, — с горечью произнесла она, кивнув на его голубой спортивный костюм, который венчался бейсболкой Поппи с эмблемой «Лос-Анджелесских рейдеров».
Самад, не глядя на нее, сказал: «Вот где разница» — и похлопал себя по левой груди.
— Тебе нравится в Англии, потому что ты целиком ею отравлена. А дома наши мальчики жили бы намного лучше, не то что…
— Самад Миа! Даже не заикайся! Только через мой труп эта семья вернется туда, где нашим жизням угрожает опасность! Клара мне все рассказала. Про то, что ты задавал ей странные вопросы. Что ты замышляешь, Самад? Мне Зинат сообщила про всякие там страхования жизни… кто у нас умирает? Ох, смотри, Самад. Знай, только через мой труп…
— Ты уже мертва, Алси…
— Замолчи! Замолчи! Я не психопатка. Это ты хочешь свести меня с ума! Я звонила Ардаширу, Самад. Он говорит, что ты уходишь с работы в половине двенадцатого. Сейчас два. Я не психопатка!
— Нет, гораздо хуже. Твой ум поврежден. Ты считаешь себя мусульманкой…
Алсана быстро повернулась к Самаду, который упорно не отрывал глаз от струйки пара, вырывавшегося из чайника.
— Нет, Самад. Я себя никак не зову. И ни на что не претендую. Это ты у нас мусульманин. Тебе дозволено заключать сделки с Аллахом. Лишь с тобой он станет говорить на Махшаре. С одним тобой.
Второй раунд. Самад приложил Алсану. В ответ последовал удар правой в живот и левой в челюсть. Затем Алсана метнулась к черному ходу, но Самад успел ухватить ее за пояс, согнуть, как в регби, и ударить локтем по копчику. Более массивной Алсане удалось встать и, приподняв Самада, выпихнуть его в сад; пока он лежал на земле, она дважды сильно саданула его ногой в лоб, но мягкая резиновая подошва спружинила, не причинив большого вреда, и через мгновение Самад снова стоял на коленях. Они вцепились друг другу в волосы, Самад тянул изо всех сил, до крови. Но свободное колено Алсаны незамедлительно взметнулось к его паху, Самад выпустил женины волосы и вслепую нацелился на губы, но попал по уху. На кухне появились заспанные близнецы; стоя у кухонной стеклянной двери, они наблюдали за схваткой, которую хорошо, как на стадионе, освещали сигнальные прожекторы с соседских участков.
— Абба победит, — сказал Маджид, оценив расстановку сил в игре. — Явно Абба.
— Да брось ты. Ничего подобного, — возразил, щурясь от света, Миллат. — Спорим на два апельсиновых леденца, что Амма его отделает.
— Ооооооо! — дружно заорали близнецы, словно смотрели салют. — Аааааа!
Поединок только что завершился победой Алсаны, одержать которую ей немного помогли садовые грабли.
— А теперь те, кому рано вставать на работу, могут идти спокойно спать! Чертовы пакистанцы! — прокричал один из соседей.
Спустя несколько минут (после подобных стычек они всегда какое-то время держались друг за друга — то ли от избытка чувств, то ли от изнеможения) Самад, все еще немного сконфуженный, вошел в дом, сказал: «Марш в постель» и погладил сыновей по густым черным волосам.
— Ты мне еще спасибо скажешь, — обратился он к Маджиду, взявшись за ручку двери, и тот улыбнулся, думая, что Абба наконец купит ему химический набор. — В конце концов ты скажешь мне спасибо. Это не подходящая страна. Здесь мы друг на друга кидаемся.
Самад пошел к себе наверх. Там он набрал номер Поппи Берт-Джонс и, разбудив ее, сообщил: конец вечерним поцелуям, конец преступным прогулкам и объятиям в такси. Конец роману.
Возможно, все Икбалы были пророками, потому что чуявшая беды Алсана оказалась более чем права. Публичные казни, сжигаемые во сне семьи, тела на воротах по всему Кашмиру, люди, барахтающиеся среди собственных конечностей; куски тел, отрезаемые сикхами у мусульман и хинди у сикхов; ноги, носы, пальцы рук и ног — и повсюду зубы, рассыпанные по земле, измазанные в пыли зубы. К 4 ноября число погибших достигло тысячи, о чем Алсане, вынырнувшей из ванны, сквозь помехи сообщил с домашней аптечки «наш человек в Дели».
Кошмар. Самаду все это виделось иначе: кому-то приходится зарабатывать на жизнь, расставаться с возлюбленной, отрывать от себя ребенка, а кто-то может позволить себе сидеть в ванной и слушать новости из-за рубежа. Натянув белые шаровары и проверив билет, он позвонил Арчи, чтобы уточнить план
