всадники в медных парфянских шлемах, огласившие все ущелье приветственными криками. Облава «охотникам» удалась.

Я взмолился богам и пожалел, что не одолжил у царя персов его замечательных игральных костей, выручавших от беды, несмотря на самый плохой бросок.

Передние остановились в двух сотнях шагов от нас и осторожно, по очереди спустились с коней на тропу. Задние сделали то же самое. Нижние развернули строй на дне ущелья, прямо под нами.

Азал бесстрашно нахмурил брови и приложил разрез стрелы к тетиве лука. На нас спереди тут же нацелилось полдюжины стрел.

— Опусти! — приказал я скифу.

Азал послушался, и встречные стрелы тоже опустились. Это означало, что нас хотят взять живыми.

— Что вам нужно?! — крикнул я.

— Мы не станем убивать вас! — донесся ответ,— Брось­те лук. Бросьте мечи вниз! Наш начальник Гарпаг сказал, что вы не враги! Он желает поговорить с вами!

Пока глашатай вещал волю Гарпага, я расслышал ка­кой-то сторонний шум и напряг слух. В это мгновение нам на головы посыпался снег. Мы невольно подались к скальной стене.

И тут, когда лицо и шею мне обдало холодом, мысли мои вдруг прояснились.

Там, где спереди и сзади, отрезав нам все пути, стояли преследователи, отвесная стена сходила на нет. Враги-то как раз и рассчитывали запереть нас в таком безысходном месте, но теперь именно на этом месте мы могли бы из­бавиться от них, если бы призвали на помощь силу горы. Сердце мое лихорадочно забилось. Еще раз осмотревшись и оценив положение, я, не говоря ни слова, стал слезать с коня, уже невольно прижимаясь к холодному, но спаси­тельному граниту.

Надо заметить, что в этот трудный час великан Иштагу как будто оправился от своей ужасной раны, посветлел лицом и выпрямился в седле.

Увидев, что я схожу с коня, он без труда оставил седло и вытащив меч из ножен, стал неторопливо спускаться по тропе.

— Ты куда?! — не на шутку встревожился я.

— Там, где будет стоять Иштагу, никто не пройдет, бросил он через плечо.

— Стой! — крикнул я ему.

Сверху снова потекли снежные ручейки. Наши кони затрясли гривами, боязливо переминаясь.

Иштагу, придерживаясь левой рукой за стену, продолжал наступать. Ему навстречу выдвинулись острия копий.

— Стой! — еще громче и яростней крикнул я ему в спину,— Ведь царь велел тебе не отходить от нас больше чем на десять шагов!

Велел Кир ему или нет, а только Иштагу наконец встал на месте, однако удалился по тропе уже настолько, что следующий, тайный приказ, предназначенный только для наших ушей, мне пришлось бы прокричать для него во всю глотку.

Тот приказ я прошептал Азалу в самое ухо, когда он оказался у стены рядом со мной:

— Прижмись к стене и не отходи.

Я протиснулся между коней к краю обрыва и выкрикнул на три стороны света наши условия:

— Мы сдадимся! Но вы должны поклясться богами, что не причините нам зла! Каждый из вас должен дать клятву в полный голос! По моему знаку! Согласны?

— Да! Согласны! — вразнобой отвечали преследователи и с тропы, и снизу, со дна ущелья.

А сверху, из огромной толщи горных снегов, вновь донесся глухой угрожающий треск. Невесомые белые ручейки вились уже беспрерывно и ярко искрились на солнце. Кони же фыркали и начинали мелко дрожать.

«Только бы хор не подвел,— уже сам обмирая от волнения, от ожидания страшной стихии, подумал я.— Вот бы как в Афинах, в театре у Писистрата!»

— Только сразу бросайте оружие! — добавил со дна ущелья один из всадников, наверно, стратег охоты.— Мы пропустим вас назад!

— Так и будет! — крикнул я в ответ, не тревожась о том, что Иштагу скорее уж сам бросится вниз головой, чем выпустит из рук свой меч (хорошо, что перс молчал и не начал бунтовать, а то и впрямь пришлось бы сдаться или погибнуть без толку).— Готовы?

— Мы готовы! — радостно отвечали «охотники».

Я поднял руку с мечом, набрал в грудь воздуха и заорал изо всех сил:

— Клянитесь!

Гул голосов сотряс ущелье. Да и сам я, повернувшись лицом к снежному склону и запрокинув голову, помогал им как мог, вопя, будто резаный боров.

Еще не стихли громогласные клятвы, как горы отклик­нулись грозным эхом. Склон над нашими головами загудел, будто вниз понеслись бесчисленные табуны. Я увидел, как поднялась и, заклубившись, устремилась в ущелье мощная волна, и в тот же миг бросился к стене, вжался в нее лопатками и взмолился:

— Теперь спасите нас, все боги, какие есть! Зевс! Ве­ликий Аполлон! Митра! И ты молись своим богам, Азал! Только ничего не бойся и не сходи с места!

Сквозь гул и грохот снежного обвала донеслись крики. На дне ущелья одни всадники в ужасе разворачивали коней, а другие галопом понеслись дальше по ущелью. Передние, те, кто отрезал нам путь в Пасаргады, всем скопом замерли в оцепенении. Кое-кто из задних опо­мнился и бросился вперед, под укрытие отвесной стены, но ее защищал насмерть ничуть не дрогнувший Иштагу. Закипела схватка, и двое разрубленных мидян повалились в ущелье, кувыркаясь по выступам всего за несколько мгновений до того, как самого перса и всех его врагов смело вниз снежной волной.

И вдруг чудовищно ухнуло над нами и накрыло нас тьмой, будто исполинской крышкой. У меня заложило уши и сдавило грудь. Сквозь рев стихии послышался испуган­ный, прямо-таки девичий возглас Азала. Над нами неудер­жимым потоком проносился великий Хаос.

Сначала Хаос поглотил и унес моего коня. Жеребец перса дернулся вперед, будто стремясь протиснуться между мной и моим конем и так спастись, и оттолкнул собрата за край тропы. Передо мной в клубящемся и слепящем глаза потоке мелькнула голова, оскал крупных зубов —и конь исчез. Тут жеребец Иштагу едва не придавил меня к стене насмерть, и пришлось изо всех сил оттолкнуть его ногами. Лавина захватила его. Жеребец вскрикнул, будто подстреленная птица, и пропал следом за первым.

Испугавшись этого вскрика, задергался и конь Азала. Его участь была решена. Только я собрался оттолкнуть его в сторону, чтобы он ненароком не придавил нас или не ударил копытом, как Азал схватился за поводья.

У меня волосы встали дыбом.

— Отпусти его! Отпусти! — завопил я, пытаясь перекрыть грохот снежного потока.

Не тут-то было. Конь для скифа дороже жизни.

Схватив Азала за его ледяные пальцы, я пытался разжать их, но никак не мог. Руки Азала закостенели, как у мертвеца. Тогда я сжал его кисти до хруста, надеясь, что от боли он сдастся и отпустит поводья. Но в тот же миг чуть ослабевший поток Хаоса опустился ниже, накрыл коня и рванул его за собой вместе с нами — и мы с Азалом полетели в бездну, увлекаемые лавиной.

«Отпусти коня! Раскинь руки!» — мысленно кричал я Азалу, вертясь и кувыркаясь.

Необоримая сила несла и толкала меня, как буря пушинку. Снег сразу забил мне глаза, ноздри и уши. Как уж тут было кричать вслух? В один миг все мои легкие, желудок и все мои кишки оказались бы туго набитыми снегом. Но в той кутерьме удалось-таки выкрикнуть всего одно слово:

— Отпусти!

И тут же Хаос отнял у меня Азала.

Теперь оставалось спасать только самого себя, и я ши­роко раскинул руки и ноги, как учил нас делать Скамандр, словно он прозревал, что каждому из Болотных Котов хоть раз в жизни придется угодить в снежную лавину. Он говорил, что в этом случае поток поднимает несомый предмет в верхние слои, и, значит, появляется надежда в конце концов выбраться наружу, если уцелеешь до того момента, как стихия смирит свое буйство.