спиной к сражающемуся супругу?

Магдалена низко присела.

— Я хотела поговорить с лордом де Жерве, господин мой. Мне показалось, что ему известно, почему мой супруг возымел желание изменить правила схватки.

— Предлагаю вам расспросить своего мужа, мадам! — отрезал герцог. — Он все расскажет вам, если сочтет нужным.

За спиной Магдалены раздался рев толпы. Женщина медленно повернулась. Сьер де Ламбер, выбитый из седла, извивался в пыли, пытаясь подняться. Его оруженосцы бегом мчались на помощь рыцарю. Падение должно было означать конец схватки, но Эдмунд спешился, выхватил меч, явно готовясь напасть на противника, когда тот немного придет в себя.

— О Господи! — воскликнул герцог. — Он все-таки стоит на своем! Пожалуй, мне стоило прекратить все это и удалить де Брессе от двора хотя бы на месяц.

Противник Эдмунда тоже вооружился мечом, и теперь рыцари стояли лицом друг к другу, окруженные ревущей толпой, уже успевшей ощутить вражду между этими двумя и сгоравшей от нетерпения узнать, чем все

кончится.

— Пусть решат спор раз и навсегда, господин мой, — тихо прошептал Гай на ухо герцогу, так что Магдалена могла слышать только отдельные слова — Пусть остальные считают, что горячая кровь толкает их на глупости и во всем этом нет ничего серьезного. Так будет лучше. Накажите Эдмунда позже на том основании, что подобная вспыльчивость опасна в бою и из него никогда не получится хорошего воина, если он будет продолжать в том же роде.

— Леди, я предлагаю вам вернуться на место, — сухо бросил герцог недоуменно хмурившейся Магдалена. — Просто неприлично стоять здесь и к тому же загораживать мне арену!

— Прошу прощения, сэр.

Мужчина, которого Магдалена в душе по-прежнему отказывалась признать отцом, никогда не находил для нее доброго слова, и она привыкла ожидать от него всего лишь обычной вежливости. Но это ее не беспокоило, поскольку их нелюбовь была взаимной и она давно устала гадать о причине его антипатии.

Окончательно расстроенная, она взглянула на Гая, но тот старательно отводил глаза, и Магдалена была вынуждена ни с чем вернуться на свое место.

А тем временем на ристалище разворачивалось настоящее сражение. Рыцари бились с энергией молодости и умением, приобретенным за годы юношеских тренировок. И хотя оба избегали наносить противнику серьезные раны, пользуясь только плоской стороной меча, звуки ударов становились все громче, по мере того как оружие обрушивалось на шлемы и панцири с яростью, очевидной для всех наблюдателей.

Эдмунд неумолимо теснил Ламбера к краю ристалища. Сьер де Ламбер будет признан побежденным, если коснется ограды, и такой исход казался неизбежным. Эдмунд, вероятно, был сильнее, держал меч двумя руками и пылал такой яростью, что даже сыпавшиеся как град удары не замедляли его наступления. Он все жестче теснил соперника и наконец так весомо огрел его по плечу, что сьер де Ламбер споткнулся о камень и врезался в ограду.

Толпа заревела, когда де Ламбер, подняв руки, признал свое поражение.

И только сейчас Магдалена поняла, какое напряжение сковывало ее все это время. Она так сжимала пальцы, что кольца врезались в ладони, плечи ныли, словно она таскала тяжести. Она выдержала обычный церемониал, сопровождавший каждую схватку, и дождалась, пока Эдмунд, подняв забрало, приблизится к герцогской ложе, чтобы принять поздравления и похвалы его отваге. Но ответом на его почтительный поклон было ледяное молчание. С его щек мигом сбежал румянец. Глаза его загорелись бешенством при этом публичном унижении.

Гай де Жерве заметил опасность одновременно с Магдаленой. Молодой человек все еще был погружен в свой замкнутый мирок упоения битвой. Жажда крови по-прежнему бушевала в нем с такой силой, что он напрочь забыл, в чьем присутствии оказался.

— Господин… Господин…

Голос Магдалены прозвучал ясно и отчетливо, раскалывая мертвенную, исполненную злорадного предвкушения тишину. Эдмунд оторвал разъяренный взгляд от герцога и повернулся к жене. Магдалена встала и сорвала растущую в каменной вазе розу.

— Вы прославили мои цвета, господин. Улыбаясь, она перегнулась через перила и бросила ему цветок.

— Я требую взамен подарка!

Эдмунд бессознательным жестом поймал цветок и, мгновенно отрезвев, с ужасом сообразил, насколько был близок к несчастью.

— И что же, госпожа моя, вы пожелаете? — осведомился он, склонив голову.

— Как что, сэр? Разумеется, поцелуй, — парировала она.

Восторженный смех пронесся по ложам: зрители по достоинству оценили куртуазную игру, которая мигом стерла все неприятные впечатления от этой схватки.

Эдмунд поднялся к самой ложе.

— О, прекрасная леди, я с величайшей радостью приношу вам этот дар.

Он потянулся к жене и, когда она наклонилась, к удивлению публики, сжал ее талию, подхватил, опустил на землю и жадно припал к губам под аплодисменты собравшихся. Магдалена густо покраснела.

— Фи, милорд! — пожурила она. — Как же я теперь вернусь на свое место?

Гай де Жерве с улыбкой перегнулся через перила.

— Подними леди, Эдмунд, и я ее поймаю.

Эдмунд сделал, как было сказано, и, перед тем как поставить Магдалену на ноги, Гай одобрительно прошептал:

— Прекрасно придумано, Магдалена. Похвала человека, единственного, чье мнение было для нее важным, зажгла радостью ее глаза.

— Разве это не заслуживает еще одного поцелуя, господин? — вырвалось у нее словно против воли. Улыбка Гая мгновенно растаяла.

— Совершенно верно, госпожа, — без всякого выражения ответил он, учтиво поднося ее руку к губам, прежде чем отвернуться, извиниться перед герцогом и покинуть ложу.

Он направился к шатрам за ристалищем, намереваясь серьезно поговорить с бывшим воспитанником. Но перед мысленным взором стояли сияющие глаза Магдалены. В ушах звучал умоляющий шепот. Он не забыл страстное признание девочки, тогда еще не ставшей женщиной, но считал, что оно его не тревожит. В его представлении это было просто порывом скорбящего, измученного, переволновавшегося ребенка. Но сейчас она совсем не походила на малышку, умолявшую о сладком марципане или серебряном пенни. Трудно было отрицать чувственность, звучавшую в этом голосе, светившуюся во взгляде. Ее тело больше не было телом ребенка, и он точно знал, когда Эдмунд сделал ее женщиной. Потому что сам был почти свидетелем этому.

Магдалена вернулась на место с вымученной улыбкой, скрывавшей ее смятение. К счастью, только она одна сознавала, какая буря бушует в душе. Все, что произошло между ней и лордом де Жерве, не вызовет ни сплетен, ни злословия. Но ее унижение от этого меньше не становилось. И все же она понимала, что формально не имеет никакого отношения к Гаю, поскольку стала женой сьера Эдмунда де Брассе во всех отношениях, не только на бумаге, не только по церковному обряду, но и в постели…