присвоении его, майора, заслуг. Усы Рукавицына ощетинились, зубы свирепо оскалились, он крепко сжимал кулаки.
– Мне, все мне одному! – возбужденно шептал Трофим Агеич. – Немедленно отпишу о моей инвенции главному командованию… А чтобы Ракитин молчал – сегодня же, сейчас, в подземный каземат его спроважу на хлеб и воду. Кто мне помешает? Я здесь хозяин! Караульных солдат скоро сменят, поп совсем спятил с ума, Сэмэн под клятвой подтвердит все, что я прикажу…
Глаза Рукавицына горели алчностью, он совсем позабыл страх перед высокими покровителями узника. Выдвинувшись из толпы, он старательно разглядывал детали аппарата, пытаясь все понять и запомнить: ведь ему придется описывать это в донесении об «изобретенном им способе воздушных сообщений».
Сыщики ехали по пустынной улице Новой Ладоги. Они повеселели, просидев часик у Ивана Елкина. Ахлестов не спускал глаз с приближавшейся тюрьмы. Он недоумевал. Что-то белое, подобное огромной круглой палатке, поднималось за крепостной стеной.
– Быстрей! Гони! – заорал сыщик, тыча ямщика кулаком в спину.
Тот подстегнул лошадей. У ворот фискал спрыгнул с телеги, сунул часовому пропуск и стремительно ворвался во двор. Вбежавшие за ним подручные начали креститься. Посреди двора над головами толпы качался огромный белый шар. Под ним свешивалась корзина, а в ней стоял человек. Фискал вгляделся: Ракитин!
– Ребята, за мной! – взвизгнул Ахлестов и бросился вперед.
Дмитрий увидел сыщиков. Мороз пробежал у него по коже при мысли, что, если бы он по необъяснимому предчувствию не перенес день «опыта», все бы погибло.
«А теперь! Пусть попробуют взять!..»
Схватившись за горловину шара, Ракитин подтянулся к трубе и, слегка обжегши руку о горячий раструб, сдернул с него полотняную кишку. Теперь шар держался только на веревках, привязанных к костылям.
Фискал с подручными, растолкав толпу, очутился близ шара. Комендант, раздраженный неожиданным появлением незнакомцев, нарушившим его планы, поспешил к ним.
– Что за люди? – спросил он резко.
– Вы комендант? – крикнул сыщик в ответ. – Что смотрите? Арестант ускользает! Хватай, ребята!
И они бросились к веревкам.
Комендант, возмущенный помехой, забыл осторожность и схватил за плечо фискала:
– Не сметь мешать! Я здесь начальник!
Ахлестов грубо оттолкнул его.
– По приказу Тайной канцелярии! – крикнул он в лицо побледневшему майору.
Ахлестов выхватил из-за пазухи пистолет и нацелился в грудь Дмитрия.
– Немедля спускайтесь вниз, – приказал он, – иначе смерть вам!
Промахнуться на таком расстоянии было невозможно. Великие планы Ракитина, доказательство реальности воздушных сообщений и, наконец, близкая свобода – все рухнуло в один момент из-за внезапного появления маленького хромоногого человека с оружием в руке.
«Конец… – горько подумал Дмитрий. – Я не сдамся, и он меня убьет…»
Выручил узника Алексей Горовой, оказавшийся позади Ахлестова. Он стукнул сыщика кулаком по голове, стукнул вполсилы, но Ахлестов замертво свалился на землю. В момент падения он конвульсивно нажал курок, и пуля улетела неведомо куда.
На Алексея накинулись Жук, Огурцов, Пустозвон. Горовой не стал сопротивляться, бросил мушкет, покорно протянул руки. Огурцов и Жук быстро связали его.
Это неожиданное происшествие на минуту-другую отвлекло общее внимание от Дмитрия, и в это время в его руке появился топор. Как он попал в корзину, знали только Дмитрий и Алеша Горовой. Взмах, другой… Веревки отлетали с треском. Последняя лопнула сама. Аэростат, как орел, освобожденный от пут, стремительно взмыл над крепостной стеной.
Во дворе поднялась невообразимая суматоха. Комендант остолбенел. Окружающие солдаты были безоружны, кроме конвоиров Ракитина. Но лучший стрелок взвода, мушкатер Горовой, стоял со связанными руками и не спускал глаз с удивительного снаряда, уносившего Дмитрия на волю. Ефрейтор Милованов выстрелил не целясь, и пуля отбила щепку от церковного креста. Когда прибежали от ворот часовые с мушкетами, аэростат виднелся высоко в небе, как белое пятнышко.
Глава семнадцатая
Полет
Ракитин судорожно уцепился за веревки. Шар, казалось, не двигался, но земля стремительно проваливалась под ногами Дмитрия: сердце его замерло, голова закружилась. На мгновение он даже закрыл глаза, но тотчас открыл их и взглянул вниз. Он увидел далеко внизу четкий план крепости, точно нарисованный желтой и серой тушью. И этот план уменьшался с каждой секундой. «Шар поднимается», – догадался Дмитрий.
Люди, только что копошившиеся на тюремном дворе, стали неразличимы. Но воздухоплаватель все еще не мог оторвать глаз от городка, выделявшегося бурым пятном на берегу широкой водной равнины.
Дмитрий был ошеломлен. Он не предвидел такой быстроты подъема. Еще две-три минуты назад он видел недоверчивое и озабоченное лицо Трофима Агеича, сумасшедшего попа, солдат, сыщиков… Что они теперь делают?
Когда Новая Ладога скрылась из виду, Дмитрий огляделся вокруг. Открывшаяся перед ним картина изумила его. Шар неподвижно висел над самым центром огромной голубовато-зеленой чаши озера.
Радость охватила его, ликующая, безграничная радость.
Солнце огромным пылающим костром сверкало на голубом небе, но его нестерпимо яркие лучи слепили, не грея. Дмитрий почувствовал дрожь и плотнее завернулся в кафтан. От неосторожного движения корзина заколыхалась, и воздухоплавателя закачало.
– Высоко же я залетел! – сказал Дмитрий. – Куда несет меня?
Дмитрий не мог определить этого. Чаша озера по-прежнему лежала под ним, величественная и угрюмая, и он все так же висел над ее центром. Было что-то угрожающее в этом одиночестве на шаре, неподвижно висящем между небом и озером, сливающимися на дальнем горизонте. Ракитину стало жутко.
– А вдруг шар упадет в озеро? А вдруг его принесет обратно в тюрьму?
Ракитин внимательно всмотрелся в горизонт. На северо-востоке копошились легкие беловатые облачка.
«Буду смотреть на облака, – решил Ракитин. – Если они станут ближе или дальше, значит, лечу. Да есть ли ветер?»
Он быстро нагнулся над краем корзины. Корзина качнулась и заставила его отпрянуть назад. Неподвижно замерев в центре корзины, он дал установиться равновесию и потом уже медленно опустил голову за борт. Но шар летел так высоко, что Дмитрий не мог разглядеть, есть ли волнение на озере. А в воздухе была полнейшая тишина.
«Лечу или нет? – Дмитрий взглянул на облака. – Ближе!..»
Теперь уже видно было, как облака увеличивались по мере приближения к ним шара. И вдруг вдали завиднелась неясная темная полоса. Шар приближался к северо-восточному берегу Ладожского озера.
– Земля! – радостно закричал Дмитрий.
Теперь он знал, что действительно летит, и летит быстро. На краю голубой чаши появилась выбоина, возраставшая с каждым мгновением. Скоро внизу забелела линия прибрежных бурунов, и под шаром побежала тайга, казавшаяся с высоты разостланной по земле мохнатой темно-зеленой шкурой с редкими ярко-зелеными лысинами лужаек. Под шаром, чуть отставая, летели облака, освещенные солнцем. Неожиданно одно облако поднялось по косой линии вверх и окутало шар густым туманом. Дмитрий оказался среди серой клубящейся мглы. На веревках, на борту корзины заблестели капли росы. Стало холодно, как на леднике.
Отяжелевший шар потянуло вниз, он вышел из облака. Солнце высушило росу, но воздух в шаре уже охладился, и шар продолжал медленно приближаться к земле. И только теперь, летя на высоте полуверсты, Дмитрий понял, насколько быстро мчался шар. Тайга стремительно неслась назад, пестрея разнообразными красками. Под аэростатом был первозданный, не тронутый человеком мир.
