берег, Несс задумал похитить ее, но был остановлен стрелой Геракла.

Существует много истолкований этого сонета. Одни видят в нем отклик на пифагорейское учение о переселении душ, другие, например, Н. И. Балашов, прочитывают сонет как «отход поэта от поверхностных моментов прошлого этапа романтизма». В моем понимании (ни в коем случае не исключающем другие) Бодлер здесь перевыражает высказанную впервые Августином мысль о том, что всякое знание есть воспоминание. Эта версия подтверждается прочтением скрытой метафоры (восьмой стих), где глаза неявно сравниваются с зеркалами. Так, в оригинале оборот refletes par mes yeux можно перевести как (Цвета заката), отраженные в моих глазах и как (…), отраженные моими глазами. В переводе эта амфиболия передана двойным управлением глагола «зажгли». В сонете, таким образом, описывается «отражающее порождение» предсуществующей реальности.

Попав в Аид, коринфский царь Сизиф упросил Плутона отпустить его назад к людям, чтобы навестить жену, не воздавшую умершему посмертные почести. Но Сизиф не сдержал слова и не возвратился в царство мертвых, за что, после того как он прожил вторую жизнь и снова попал в Аид, Плутон наказал обманщика вечным тяжким и безрадостным трудом: едва Сизиф вкатывал на вершину скалы огромный камень, как глыба скатывалась к подножью — и все повторялось сначала.

Тема скалы и отколовшегося от нее камня, звучащая в сонете, имеет параллели в библейской мифологии. Когда Моисей вел свой народ через пустыню, кончилась вода. Общество, возроптав, стало укорять предводителя за то, что он увел соплеменников из Египта. И тогда Моисей услышал глас Господен, чтобы он попросил скалу, и скала даст из себя воду. Пророк ударил жезлом о скалу — и потекло много воды, и все напились (Числа 20:2). Камень, который откололся при этом от скалы, в христианстве символизирует Иисуса Христа и Новый Завет. Так, в «Литургическом богословии» поется: «Камень нерукосечный от несекомыя горы, Тебе, Дево, краеугольный отсечеся, Христос, совокупивый расстоящаяся естества, тем, веселяся, Тя, Богородицу, величаем» (Октоих, Канон, 4 глас, 9 песнь).

Миф о Сизифе в контексте мифа о Моисее приобретает неожиданный символический смысл: камень, который Сизиф вкатывает на вершину скалы, из символа веры превращается в орудие пытки.

Сравнивая творческий акт с сизифовым трудом, Бодлер как бы полагает, что всякое произведение искусства заведомо несовершенно. В этом смысле несовершенно и само стихотворение «Неудача». Однако явные изъяны — композиционная невыстроенность, алогичность образных переходов — как раз подтверждает концептуальный смысл сонета: если эти «изъяны» допущены поэтом намеренно, то является ли «Неудача» неудачей?

Кстати, Брюсов назвал этот сонет «самым заносчивым» стихотворением Бодлера.

Во французском языке обращение, начинающееся со слова mere («Мать»), скорее всего будет молитвой к Богоматери. В интонацию молитвы окрашено все стихотворение. Однако французы лишь в исключительных случаях допускают употребление оборота Mere De Dieu («Матерь Божья»), так как он паронимически ассоциируется со словом merde (груб. — «испражнение»). Бодлер намеренно употребляет в начале стихотворения именно этот оборот, соединяя низменное и возвышенное, ненависть и любовь.

В ритмических рядах оригинала закодировано числовое отношение, основанное на пропорции «золотое сечение»: 5:8:13:21.

В оригинале ритмическое варьирование осуществляется за счет выпадения в четырнадцатом и двадцать первом стихах немого «е», что укорачивает их на один слог. В своем переводе я постарался воссоздать именно ритмическое своеобразие этого стихотворения.

В поэме есть прямая образная цитата из Откровения святого Иоанна Богослова, где в 21-й главе описывается Новый Иерусалим: «И город не имеет нужды ни в солнце, ни в луне для освещения своего, ибо слава Божия осветила его, и светильник его — Агнец».

Сюжет стихотворения связан со старинным гаданием с помощью двух свечей и двух зеркал. На аналогичную тему написано несколько стихотворений и в русской поэзии, например, «Зеркало к зеркалу, с трепетным лепетом…» А. Фета.

Образ крылья без перьев в заключительной строфе поэмы отсылает читателя к мифу об Икаре. Но возможно и другое прочтение, основанное на прямом натуралистическом восприятии того образа. В истории философии известен анекдот о Платоне, который однажды так определил понятие «человек»: «Это двуногое с плоскими когтями (ногтями) и без перьев». Платона тут же высмеял киник Диоген, который продемонстрировал ученикам философа ощипанного петуха со словами: «Смотрите, вот человек Платона!» Наконец, крылья без перьев — это иносказание, подразумевающее творческое бессилие, которое постоянно преследовало Малларме.

Я допускаю, что «Звонарь» Малларме является поэтическим откликом на «Неудачу» Бодлера. Если предположить, что шахта рудокопов в «Неудаче» есть своего рода философская антитеза колокольни в «Звонаре», то между образами обоих сонетов устанавливается смысловой параллелизм. Можно указать на