баранов, запасали еду. Я был сыт и ни в чем не нуждался.

Сколько вы зарабатывали на кладбище?

— В день выходило до ста пятидесяти — двухсот рублей. Я перенял многие привычки Наурузова, лечил от «сглаза», от ревности. Носил рваный халат, который сам себе сшил, самодельные брюки, белую шапочку из хлопка. На халат я нацепил разные значки, бусы. Люди стали думать, что я необычный человек.

Долго вы так жили?

— Несколько лет, пока не познакомился с Абаем. Он приехал на Султан Баба, с ним было еще несколько человек. Он стал говорить со мной на нашем языке, остальные ничего не понимали. Абай задал два-три вопроса из Корана и убедился в том, что я ничего не знаю. Абай — умный человек, грамотный. Родители его большие люди. Я признался, что бродяга, обманываю людей.

Таким образом, перед вашей первой поездкой в Москву Борубаев уже знал, что вы никакой не экстрасенс?

— Знал.

А киноактер Талгат Нигматулин? Ему вы тоже обо всем рассказали?

— Талгат не знал. Он верил в то, что мы необыкновенные люди…

Свидетель Джуна Давиташвили.

— Примерно в 1979 году в один из приездов в Москву я познакомилась с А. Борубаевым, который жаловался на головные боли. Несколько раз он звонил мне по телефону. Переехав в Москву, личные отношения я с ним не поддерживала…

Свидетель Ф-ова Н. А., ассистент режиссера, киностудия «Казахфильм».

— Я работала с Талгатом Нигматулиным над его дипломной картиной «Эхо». На главные роли в фильме Талгат пригласил двух непрофессиональных актеров, которые, как он считал, являются людьми необычными — наделенными мощным биополем. Вскоре они приехали. Это были Абай Борубаев и Мирзабай Кымбатбаев. Однако ничего примечательного ни в них, ни в их поведении не было. Работали они просто плохо, репетировать не хотели: «Не нравится? Мы уезжаем!» Отказывались от дублей.

Тем не менее Талгат относился к обоим с удивительным тактом, если не сказать, с обожанием. Было даже стыдно смотреть, как режиссер унижается перед ними. Абай и Мирза очень скоро раскрыли свои «идейные» позиции, которые сводились к следующему: «Долой стыд! Свободу половых отношений! Ни совести, ни морали». При этом они ссылались на какие-то философские учения. Первыми садились к столу, могли все съесть сами. Талгат называл их «людьми космоса» и «святыми», в действительности они были распущены, грубы, неопрятны. Особенно Мирза. Говорил по-русски мало. В основном «Дай рубль…». Абай «учил»: «Надо жить, как хочется, делай что хочешь».

Талгат их содержал, даже повздорил из-за них с женой. Он говорил, что они помогают ему и ей освободиться от комплексов, стать полноценными людьми. Абай, мне казалось, издевался над Нигматулиным, делал все, чтобы вывести его из себя и, как я считаю, глубоко завидовал его актерской известности, положению постановщика. Когда я говорила Талгату об этом, он не соглашался, сказал, что Абай помогает ему стать волевым, сильным, содействует его творческому росту.

Надо сказать, что Нигматулин не был удовлетворен своей прошлой работой в кино, когда его считали нетипажным для местного кино и он годами находился в простое или снимался в ролях простых, одноплановых, требовавших в основном его мастерства каратиста, чемпиона республики. С помощью Абая и Мирзы Талгат как режиссер хотел сделать тонкую психологическую картину, но не получилось. Абай и Мирза жили за его счет, пьянствовали, делали циничные предложения женщинам, появлялись на съемке нагишом. Если бы не отношение к ним Талгата, их давно бы посадили. А здесь относились к ним как к безобидным дурачкам…

Потерпевший М-с В. М., физик.

Какие взаимоотношения сложились у вас с Абаем со времени вашего первого знакомства в доме Пестрецова и чем объяснить происшедшую метаморфозу?

— В начале нашего знакомства с Абаем Борубаевым мы с женой больше слушали, нежели говорили. Моя жена как биолог также интересуется взаимовлиянием биологических объектов друг на друга. Поэтому мне показалось, что мы все трое обрадовались этому знакомству. Скорее всего так и было. Я надеялся с помощью Абая проникнуть в суть восточной философии, овладеть секретами психорегуляции, на которые без наставника — Учителя — могли уйти годы. Абай же, как я понял, увидел во мне человека, уважаемого в своем кругу, который может стать распространителем его взглядов в регионе, в данном случае в Вильнюсе. Поэтому он был особенно предупредительным ко мне и моей жене, пригласил нас на конференцию в НИИ востоковедения, несколько раз звонил нам в Вильнюс.

О чем он говорил вам по телефону?

— Вообще ни о чем, говорил, что пытается чего-то достичь в области психорегуляции. Был довольно ироничен к себе, абсолютно скромен.

Так было не всегда?

— К сожалению, нет. Примерно год назад я стал замечать у него жажду власти, стремление вести себя как император. Он стал демонстративно навязывать свою волю. Выходил из себя по малейшему поводу, если кто-то позволял себе с ним не соглашаться. Даже в мелочах требовал, чтобы его слово было последним. Формировалось что-то вроде секты Абая. Было и другое нововведение: «Нечего приезжать без денег!..»

Какие события этому предшествовали?

— Наш приезд в Киргизию, в Карасу. К нашему с женой приезду в доме уже находилось много людей, рьяных поклонников Абая. Разговор на научные темы в таком коллективе не получался, да Абаю и не о чем было говорить. Иногда он изрекал какие-то истины. Мирза в основном занимался пловом. Я всегда смотрел на него как на народного умельца вроде Насреддина. Кроме того, его явно интересовал слабый пол. От Абая не укрылось мое разочарование.

Как протекала жизнь в доме, когда вы находились там?

— Мы были всего два дня. У меня и у жены осталось такое впечатление, словно все, кто там находился, ждали какого-то чуда. Но чуда не было. Подолгу сидели вечерами молча, погруженные в себя. Говорили мало.

Платили ли вы какие-либо деньги Абаю или Мирзе во время проживания в Карасу?

— Когда мы прибыли, к нам подошел Мирза, спросил, есть ли у нас деньги, и сказал, чтобы мы отдали их ему. Я решил, что здесь существует такое правило, и отдал все деньги, что у нас были, около двухсот рублей. Перед отъездом я сказал Мирзабаю, что мы уезжаем, и он дал нам часть денег на покупку авиабилетов, а после моей просьбы добавил еще двадцать рублей. В целом впечатление от поездки у меня осталось очень нехорошое. Окружавшие Абая восторженные поклонницы, в том числе несколько молоденьких девушек из Литвы, обращали на себя внимание. Когда я попробовал поговорить с одной из самых рьяных из них, тем более что она является родственницей нашего знакомого, я вызвал недовольство Абая.

С кем вы общались в Карасу?

— Вместе с нами там находился киноактер Талгат Нигматулин. Мне он был интересен, по-видимому, и я ему тоже. Нигматулин старался держать себя нейтрально и в то же время, как я заметил, боялся разозлить Абая и почти унижался перед ним, доказывая свою лояльность. Этого я не мог понять. В Карасу между нами что-то произошло. Когда мы уезжали, Абай холодно кивнул — он не простил мне независимого поведения. Но я не нуждался в Абае, я понял, что знания его довольно поверхностны.Короче, мы быстро уехали. Да! Еще я обратил внимание на то, что Абая окружает несколько парней в черных куртках, которые вели себя странно, производили впечатление телохранителей, молчаливых послушников; им явно нравилось впечатление, которое они производили, — роботов… Явно с молчаливого одобрения Абая они игнорировали меня и мою жену, демонстративно прекратили с нами здороваться. А один — Седов или Бушмакин — сказал довольно громко, чтобы мы слышали: «Мы люди Абая. Остальным нечего здесь делать…» «Люди Абая…» Нам стало не по себе. Тогда мы с женой еще не знали, что очень скоро они ворвутся в наш дом…

ВИЛЬНЮССКАЯ СТАНЦИЯ

«СКОРОЙ ПОМОЩИ»

Карта вызова