– Что могут натворить два дурака! – воскликнул Димитрий.

– Только ли дурость тут? – холодно спросил князь Владимир.

– Я подумал о том же, – кивнул Боброк. – Почему его не хотели к тебе доставить? И парня-толмача случайно ли убили?

– Не верится, чтобы Бастрык предал, – покачал головой Димитрий. – Хотя ведь трем господам служил, поди узнай, кому больше врал? Что-то тут есть. Всех, кто в деле сем замешан, – и Фому, и девку, и стражников – доставьте ко мне.

– Может, нам через татар оставшихся с Есутаем связаться? – предложил Боброк.

– Ах, Дмитрий Михалыч! Кабы Есутай правда к нам собирался, сын о том первее всего сказал бы. Теперь темника и вовсе ждать не приходится – как оправдаемся?

– Да, – вздохнул Бренк, – тайна сия, видно, умерла с этим десятником. А ведь каково на Орду подействовало бы, стань Есутай под наши знамена даже с малым отрядом!

– Кто эта «девочка Тамар»?

– Одну Тамар знаю, – ответил Бренк. – Дочь Кастрюка, полонянка, с матерью живет у меня в вотчине. Не его ли невеста? У них рано сговаривают.

– Проверь. Коли подтвердится, отпусти с матерью на волю. Жених выкупил ее своей смертью.

Сначала Димитрий вызвал к себе оставшихся ордынцев. Они угрюмо выслушали о смерти начальника и о том, что князь отпускает их, возвращает имущество и дает от себя награды, а также пропускную грамоту. Спросил, куда намерены пойти. Молодой воин, заменивший десятника, ответил:

– Назад нам дороги нет. Где теперь Есутай, мы не ведаем. Все знал десятник Иргиз, но ему велено было говорить лишь тебе. Есть ли наши соплеменники в твоем войске?

– Есть, при лошадях, – подсказал Боброк. – Однако я слышал, что собирается воинский отряд из охотников-татар.

– Приставь и нас пока к лошадям. Надо нам оглядеться. Может, потом попросимся воинами. Мы теперь вольные люди.

Димитрий отпустил ордынцев, одного за другими допросил стражников, и в их ответах появилась икона, упомянутая вскользь. Бренк, однако, сразу насторожился, велел описать образ и оклад. Когда стражников отпустили, раздумчиво заметил:

– Пропали Бастрык да икона, даже золото и серебро эти разбойники вернули, кроме двух рублей пропитых.

– Можно только гадать, что за «стекляшки» в окладе иконы пропавшей, – добавил Владимир. – Не думаю, штоб Есутай послал нам в дар простой образ.

– Кто сочтет редкости и святыни, кои утащили татары с нашей земли да размытарили по белу свету? Та икона, может, боярской вотчины стоит.

– Всего вернее, – заметил Димитрий, – ей цены нет. Ты, Бренк, скажи епископу, чтоб он передал всем отцам церкви: где бы ни вынырнул бывший новгородский купец и тиун рязанского князя Федька Бастрык, за ним, возможно, тянется редкая икона. И где бы ни объявилась редкая икона, за ней может скрываться сей Бастрык.

– Ныне же передам, государь.

Теперь Бастрык не мог бы чувствовать себя спокойно ни в одном уголке русской земли, ибо церковь имела глаза, уши и руки от Половецкого поля до печорской тайги. В XIV веке еще опасно было красть то, что принадлежало государству и церкви.

Дарья не могла прибавить нового к истории появления ордынцев, кроме своего спасения да встречи с отрядом Тупика. Рассказ ее тронул князей, они выспросили многие подробности. Насмелясь, Дарья сама спросила, не слышно ли чего о боярине Василии Тупике? Димитрий глянул пристально, ничем не выдал себя, ответил:

– Ждем.

Дарья вздохнула, поднялась. Князья проводили ее молчаливыми взглядами. Когда затворилась дверь, Мещерский сказал:

– Позавчера мне из воинской сторожи докладывали: бабу молодую задержали – в Орду шла. Зачем, мол, идешь? Говорит, мужа татары утащили, воином он был, из местных. Так она выкупить его собралась. А на какие шиши? Слыхала, говорит, – бабы в Орде дороже мужиков, так себя, мол, продам, а его выкуплю.

Димитрий грустно улыбнулся:

– Скажи этой длиннокосой, что Васька в полону, – тоже небось выкупать побежит. Успел бы наш гонец… Успеет, так, видно, придется после похода давать Ваське поместье в кормление. Заслужил.

Долгое молчание нарушил Бренк:

– Государь, Авдей-то ждет.

У Димитрия было правило: тех, кого считал виноватее других, допрашивать последними.

– Зови. Да и Фому тоже…

Тысяцкого бояре вроде и не заметили – взгляды приковал легендарный атаман, которого каждый из присутствующих пытался когда-либо ловить. Война с Ордой поставила в одни ряды бывших колодников и святых отцов, нищих холопов и блестящих бояр, но Фома и теперь оставался Фомой. Едва он снял шапку, у многих вырвался возглас изумления: перед воеводами стоял остроглазый странник, которого они не раз встречали в Московском кремле. С не меньшим изумлением смотрели на государя: что бы ни толковали в народе о тайной связи Димитрия с добрым разбойником, бояре тому не хотели верить. Димитрий и Бренк усмешливо переглянулись.