— В самом деле? А по-моему, все, что Артур нарисовал, банально. Я прочла вашу книгу «Потерянное время».

— Угу. — Таппок не хотел вступать в дискуссию.

— Она мне показалась ужасно банальной.

— Я смотрю, у тебя все «банально».

— Мне нравится это слово. Я его узнала совсем недавно, — с достоинством пояснила Джозефина. — Оно подходит ко всему: и к Вергилию, и к мисс Бритлинг, и к моей гимназии.

— Как обстоят дела в гимназии?

— Я первая ученица в классе, хотя у нас есть девочка старше меня и два умных мальчика.

Когда миссис Ститч говорила «десять минут», это означало десять минут. Верная своему слову, она вошла в спальню одетая и причесанная. Ее прелестное лицо, освобожденное от глины, выражало живейший интерес к происходящему.

— Джозефина, ангел, мистер Таппок тебя не очень утомил?

— Нет, мамочка, не очень, он почти все время молчал.

— Изобрази ему премьер-министра.

— Не хочу.

— Спой неаполитанскую песенку.

— Не хочу.

— Покажи, как ты стоишь на голове! Пожалуйста!

— Не хочу.

— Жаль. Тогда пошли, если мы хотим вернуться из Бетнел-Грин до обеда. На дорогах ужасные пробки!..

Алджернон Ститч отбыл на службу в солидном и несколько старомодном «даймлере». Джулия, которая обходилась без шофера, дважды в год покупала себе новую модель малолитражки — неизменно черную, лакированно-блестящую и крошечную, как катафалк карлика. Въехав на тротуар, она стремительно покатила вперед. У Сент-Джеймсского парка машина была остановлена полицейским, который записал ее номер и посоветовал Джулии воспользоваться мостовой.

— Третий раз на этой неделе! — вздохнула она. — Бедный Алджи!

Внедрившись в автомобильную пробку, она заглушила мотор и развернула газету с кроссвордом.

— Это «балласт», — сообщила она, вписывая найденное наконец слово.

Восточный ветер нес по улице выхлопные газы сотен моторов и искрошенную в песок ампирную лепнину с одряхлевшего нэшевского особняка,[1] возле которого они стали. Особняк сносили. Джон поежился и втер в глаз немного исторической пыли. Восьми минут пристального внимания оказалось достаточно для решения кроссворда. Миссис Ститч бросила газету через плечо на заднее сиденье и с неприязнью оглядела застывшие вокруг машины.

— Это никуда не годится! — воскликнула она, включила зажигание и, резко вывернув свою малютку на тротуар, поехала по направлению к Пиккадилли, гоня перед собой плотного, лысоватого мужчину, покуда он не вскочил на ступеньки клуба «Брукс». Очутившись в безопасности, бегун протестующе повернулся, узнал миссис Ститч и долго кланялся вслед черной точке, уносящейся в сторону Арлингтон-стрит.

— Я всегда говорила, что в этих смешных машинках можно делать то, чего нельзя в настоящих, — заметила Джулия.

От Гайд-парка до Пиккадилли автомобильный поток стоял обреченно и недвижимо, как на фотографическом снимке, и единственными живыми островками в этом стылом море были огороженные заборами пятачки, на которых землекопы с пролетарской лихостью долбили землю отбойными молотками, как будто аванпост трудящихся всех стран рвался к проводам и трубам, управляющим жизнью города.

— Я хочу уехать из Лондона, — сказал Джон.

— Даже так? И все из-за этой американки?

— В основном да.

— Я вас предупреждала в самом начале. Она чудовище?

— Честь не позволяет мне ответить на этот вопрос, но чем дальше я отсюда уеду, тем меньше у меня шансов сойти с ума.

— Мне доподлинно известно, что до такого состояния она довела трех мужчин. Куда вы собираетесь ехать?

— Об этом я и хотел с вами поговорить.

Лавина машин конвульсивно дернулась и почти сразу же остановилась На улицах начали продавать первый выпуск вечерних газет, и ветер трепал страницы, на которых было крупно напечатано:

— Эсмаилия — это заманчиво. Как вы думаете, Алджи не мог бы послать меня туда шпионом?

— Исключено.

— Вы уверены?

— Не сомневаюсь. Алджи увольняет шпионов пачками. Их страшный переизбыток. Почему бы вам не отправиться туда военным корреспондентом?

— А вы это можете устроить?

— Наверное, могу. К тому же вы были в Патагонии. Вас оторвут с руками и ногами. Но вы в самом деле хотите уехать?

— Да.

— Тогда не будем откладывать дела в долгий ящик. Я сегодня приглашена на ленч к Марго. Коппер там тоже будет, и я переговорю с ним.

Когда леди Метроленд говорила «полвторого», это означало «без десяти два», и именно в это время в ее доме на Керзон-стрит появилась миссис Ститч, которую транспортная пробка вынудила оставить машину в гараже на полпути в Бетнел-Грин и ехать к леди Метроленд на метро. В отличие от нее лорд Коппер, обыкновенно евший в час, ждал хозяйку дома с некоторым недоумением. В комнату, где он сидел, время от времени входили хорошо знакомые между собой и неизвестные ему мужчины и женщины, которые не обращали на него никакого внимания. Служащие газетной корпорации «Мегалополитан» вряд ли узнали бы своего повелителя в растерянном человеке, встававшем каждый раз, когда отворялась дверь, в напрасной надежде, что его заметят. Он был чужим здесь и такому страшному испытанию подвергся вследствие собственной недальновидной щедрости на одном из благотворительных базаров леди Метроленд. Теперь, в разгар делового дня, он готов был заплатить вдвое, чтобы вернуть себе былую свободу. И когда миссис Ститч — вошедшая одновременно с хозяйкой — обратила слепящий свет своего обаяния на него, он обомлел и в считанные секунды перешел от оцепенения к неистовому восторгу.

Действительность немедленно преобразилась, поскольку лорд Коппер стал воспринимать ее с точки зрения того, как она соотносится с миссис Ститч. Он был наслышан о миссис Ститч, порой видел ее издали и вот теперь, впервые в жизни, качался в гипнотических волнах ее внимания. Для сидящих за столом картина была привычной, и они, почти не понижая голосов, ибо лорд Коппер находился в состоянии эйфорического транса, принялись строить догадки, что Джулии от него нужно. «Чек для „Образцового бедлама“», — говорили одни. «Хочет, чтобы карикатуристы отстали от Алджи», — считали другие. «Сейчас попросит денег», — подумал официант (всегда становившийся к ленчу циником, так как по настоянию леди Метроленд худел). «Кому-то протежирует», — решил самый догадливый, но никто не подумал о Джоне Кортни Таппоке до тех пор, пока миссис Ститч не упомянула его имя. И тут уж все дружно включились в интригу.

— Вы совершенно правы, — сказала она, играючи получив от лорда Коппера заявление, что премьер-министр не является образцом добродетели ни на своем посту, ни в личной жизни, — и все же он, как ни странно, обладает тонким вкусом. На столике у его кровати, например, всегда лежит Таппок.