— Это здание называют старым замком. Здесь живет управляющий, и Конг с ним. Я оставлю вас здесь, если не возражаете. Мы с Конгом не в ладах, а управляющий вечно отпускает грязные шуточки по поводу моего шотландского происхождения.

Они дружески расстались, и прощальные слова застыли на ветру, как и их дыхание. Гай приблизился к недружелюбному зданию один. «Как Роланд[32] к мрачной башне», — подумал он.

Гай постучал в дверь и позвонил. Вскоре блеснул свет, послышались шаги, повернулся ключ в замке, и дверь приоткрылась на цепочке на три дюйма. Его окликнул женский голос, столь же ясный по смыслу и непонятный по словам, как лай собаки. Гай твердо ответил:

— Капитана Джеймса Пенденниса Корнера.

— Капитана?

— Корнера, — повторил Гай.

Дверь закрылась.

Гай съежился. Ветер задул еще сильнее, оглушая его так, что он не услышал, как щелкнул замок и звякнула цепочка. Когда дверь внезапно открылась, он споткнулся и чуть не упал в неосвещенную прихожую. Он стоял на месте, пока не открылась дверь наверху, осветив золотистым светом прихожую и каменную винтовую лестницу, выросшую из темноты прямо перед ним. В дверях черным пятном вырисовывалась женская фигура. Здание, без сомнения, было средневековым, по обстановка напоминала декорацию из пьесы Метерлинка в постановке Гордона Крейга.

— Кого там черт принес? — раздался глухой голос изнутри.

Гай поднялся по лестнице так же осторожно, как шел по обледенелой тропинке. Гранитные ступени были более скользкими и твердыми, чем лед снаружи. Когда он приблизился, женщина скрылась во мраке.

— Входите, кто там есть! — крикнул голос изнутри.

Гай вошел.

Так он добрался до берлоги Чатти Корнера.

День был беспокойный; и к концу его Гай так запутался между действительностью и фантазией, что, входя в комнату, приготовился увидеть уголок этнографического музея — косматого гипотетического предка с выступающей челюстью, затачивающего кремневый наконечник для копья среди груды обглоданных костей у стены, испещренной подражаниями Пикассо. Вместо этого он увидел мужчину хотя грузного и косматого, но созданного по его образу и подобию и явно нездорового. Он сидел, закутанный в армейские одеяла, на обыкновенном прямом стуле перед камином, топившимся торфом, опустив ноги в ведро с горячей водой и горчицей. Под рукой у него стояла бутылка виски, а на каминной полке — котелок с водой.

— Чатти! — воскликнул Гай; его глаза наполнились слезами от волнения (правда, слезные железы еще раньше привел в действие холодный ветер). — Чатти, да вы ли это?

Чатти взглянул на него исподлобья, чихнул и отхлебнул горячего виски. Очевидно, его воспоминания о вечере у алебардистов были не такими яркими, как у Гая.

— Так меня называли в Африке, — наконец произнес он. — Здесь меня зовут Конг. Не знаю почему.

Он посмотрел перед собой, потягивая виски и чихая.

— Почему в Африке меня называли Чатти, я тоже не знаю. Меня зовут Джеймс Пенденнис.

— Знаю. Я давал объявление для вас в «Таймс».

— В «Рам-Мак-Магг-энд-Эгг-таймс»?

— Да нет, в лондонскую «Таймс».

— В этом, наверное, было мало толку. Правда, — признался он, — «Рам-Мак-Магг-энд-Эгг-таймс» я тоже читаю не часто. Вообще я не большой охотник до чтения.

Гай решил, что пора перейти к делу.

— Эпторп… — начал он.

— Да, — сказал Чатти, — этот любит читать газеты. Он рассказывал мне такие вещи, что никогда не поверишь. Вы его знаете?

— Он умер.

— Нет, нет. Я обедал с ним меньше года назад в их столовой. Кажется, я основательно наклюкался в тот вечер. Эпторп, знаете ли, тоже был не прочь раздавить бутылочку.

— Знаю. Теперь он умер.

— Какая жалость! — Чатти чихнул, выпил и погрузился в раздумье. — Человек, который знал решительно все. Да и не старый. Намного моложе меня. От чего он умер?

— Кажется, это называется «бечуанский живот»…

— Паршивая болезнь. Никогда не слышал, чтобы от нее умирали. Он был очень состоятельный человек.

— Ну уж не очень.

— Личные средства. Всякий, у кого есть хоть какие- нибудь личные средства, уже состоятельный человек. Мне всегда их не хватало. Я сын приходского священника. Никаких личных средств.

Это напоминало игру, в которую, бывало, Гай играл в юности, когда жил на даче: два собеседника старались естественным образом ввести в разговор определенную фразу. Теперь наступила очередь Гая.

— Все свои деньги он оставил тетке.

— Он много рассказывал о своих тетках. Одна жила…

— Но, — неумолимо продолжал Гай, — все тропическое имущество он оставил вам. Я привез его сюда, вернее, на большой остров, чтобы вручить вам.

Чатти снова наполнил стакан.

— Очень мило с его стороны, — сказал он. — И с вашей тоже.

— Там чертова уйма всяких вещей.

— Да. Он всегда старался собрать как можно больше барахла. Всякий раз, когда я заходил, показывал мне. Радушный человек был этот Эпторп. Всегда давал мне приют, когда я возвращался из леса. Мы, бывало, напивались в клубе, а потом он показывал мне свои последние покупки. Уж такой был заведен порядок.

— А разве он сам не бродил по лесам?

— Эпторп? Нет, ему хватало работы в городе. Иногда я брал его на день-другой поохотиться — в ответ на гостеприимство, понимаете ли. Но он был совершенно никудышный стрелок и только путался под ногами, бедняга. К тому же у него никогда не было достаточно длинного отпуска, чтобы поехать куда-нибудь подальше. Их здорово заставляли работать в этой табачной компании.

Чатти чихнул.

— На кой черт сюда загнали такого человека, как я? — продолжал он. — Когда началась война, я предложил свои услуги в качестве специалиста по тропикам. Меня назначили начальником школы по обучению боевым действиям в джунглях. Потом, после Дюнкерка, ее ликвидировали, и почему-то мое имя попало в список инструкторов по действиям в горах. Никогда в жизни я не вылезал из леса. Я и понятия не имею о скалах, а тем более — о льдах. Не удивительно, что у нас жертвы.

— Так как насчет вашего имущества? — твердо спросил Гай.

— О, об этом не беспокойтесь. Думаю, здесь мне ничего не понадобится. Как-нибудь посмотрю, что там. Тут рядом живет один отвратительный тип по фамилии Мактейвиш. Он то и дело ездит на большой остров. Как-нибудь на днях съезжу с ним.

— Чатти, вы, видимо, не поняли меня. У меня правовые обязательства. Я должен вручить вам наследство.

— Дорогой друг, я не стану предъявлять вам иск.

— Чатти, — настойчиво предложил Гай, — прошу вас подписать расписку за имущество.

— Не глядя?

— Не глядя и в трех экземплярах.

— Я не очень-то разбираюсь в законах.

Гай заложил копирку в свою полевую книжку и написал: «Имущество Эпторпа получил. 7 ноября 1940