попадала под перекрестный обстрел их любопытных взглядов.
У него было такое чувство, будто его выставили на витрине или того хуже: разложили на столе анатомической лаборатории. Его мысленно раздевали, обминали,, обмеривали, взвешивали, выстукивали, тискали и щупали.
Ничуть не лучше себя чувствовала Бирута. Уж теперь она вконец смутилась. То притворялась, что никого не видит, то, напротив, с жаром кому-то махала рукой, здоровалась, изображая на лице изумление, чтобы тотчас отвести глаза, прикинуться глухонемой.
— Рута, эй, Рута, ты куда это разлетелась? Чего строишь из себя?
— Ттс!! У них парный забег...
— М-да... А ничего!
Он пытался улыбаться, состроив равнодушно-скучающую мину. Поигрывал монеткой, тихонько про себя посвистывал.
— У вас тут много знакомых.
— Все наши. Из прядильного.
— Вы тоже прядильщица?
— Пока да.
— А потом кем будете?
— Трудно сказать. Не загадываю. Сначала институт надо закончить.
(«Ой, поглядите — с кем это Бирута, ну, дела!» — «Неужто тот самый, поэт?» — «Мне кто-то сказал, он ефрейтор!»)
— Это, видимо, относится ко мне?
— Похоже, так.
— Даже звание мое знают.
— Боже мой, да у нас тут все знают всё.
— Вот как?
— А чему вы удивляетесь?
Уткнувшись носом в песок, у берега стояла лодка. Обычное алюминиевое корыто с подвесным мотором «Чайка». Видимо, забарахлило зажигание. Мотор не заводился. Какой-то парень остервенело дергал шнур стартера, выставив втиснутый в шорты тяжеловатый зад.
— Джульетта, а вот и мы! — крикнула Бирута. — Привела еще одного пассажира.
Вслед за первым сюрпризом последовал и второй: хрипловатый альт был знаком. Джульетта оказалась Цауне.
— Очень мило.
Румяные щеки Цауне презрительно дернулись. Оттопырив толстую нижнюю губу, она сдула с нахмуренного лба прядку волос. Волосы у нее были короткие, топорщились, как грива жеребенка.
— Дайте я попробую завести, — предложил он.
— Спасибо, обойдемся.
— И сколько человек ваш корабль вмещает?
— Для массовых экскурсий не пригоден.
— А для чего же? Для рыбалки?
— Спасания утопающих. На общественных началах.
Цауне с ним держалась так, будто он украл цветы с могилы ее бабушки. И на долю Бируты достались столь же уничижительные взгляды. Стиль у нее, что ли, такой? Сразу не разберешься.
Должно быть, Бирута ожидала иного приема, она опять пришла в замешательство.
— Вот видишь, поэт наш все-таки остался в Рандаве... Случайно встретились по дороге. Я пригласила его прокатиться. Ему будет интересно осмотреть Грибные кручи...
Она всю вину брала на себя. Играла в великодушие И откуда эта внезапная доброта?
— Мы едем не кататься, а учить химию.
Это предназначалось только Бируте.
— Мы будем учить, а поэт — любоваться природой.
— Благодарю вас, милые дамы. Я понимаю: учеба прежде всего. Разрешите откланяться.
Мысль о том, что сейчас он сможет уйти, искренне его обрадовала.
Цауне улыбнулась победной улыбкой. Бирута, эта простушка, ее улыбку истолковала иначе.
— Да вы нам не помешаете, что за глупости. Грибная круча — красивейшее место на Гауе. И там отличное купанье, вода, как стеклышко, прозрачная, и дно песчаное. А рядом омут, Джульетта ныряет метров на десять. Ну скажи, Джульетта, разве я не права?
— Я молчу...
— Она просто стесняется. Место дивное. Я вам открою секрет, прошлым летом Джульетта из того омута вытащила чемпиона по плаванию нашего комбината.
— И вам кажется, она при случае и меня могла бы вытащить?
— Запросто, — рассмеялась Бирута. — Для нее это пара пустяков...
Джульетта изменилась в лице.
— Бирута, знай меру!
— А что, разве я неправа?
— Ну, и как поживает чемпион?
— В армию забрили. Пишет, хорошо. Полезайте в лодку, чего тут раздумывать.
— А вы, Джульетта, как думаете?
— Мне абсолютно все равно. Если для Бируты важно...
— Еще бы! Может, товарищ поэт о нашей Грибной круче поэму сочинит.
— Сочинит... Как бы не так. Святая простота.
Цауне демонстративно отвернулась и опять принялась дергать шнур. На этот раз, может, от избытка злости, рывок был удачен, мотор взревел, встрепенулся, пыхнуло синим дымом.
— Поехали! — воскликнула Бирута, хватая его за руку.
Раздумывать было некогда. Он прыгнул в лодку. Алюминиевое корыто угрожающе накренилось,
Цауне на него не обращала внимания, Бирута глядела плутовато, как дитя, которому его проделки благополучно сошли с рук. Мотор прибавил обороты. Нос лодки выступал из воды, из-под него сверкающими крыльями расходились две косые волны.
— А далеко это? — крикнул он,
— Что вы сказали?
