подписывать финансовые документы, а также сидеть, если фирма когда-нибудь завалится. Ворочал ею, конечно, оставаясь в тени и неподсудности, Жора Калмык. Появлялся он здесь крайне редко, поскольку беспокоился за свое здоровье, но здешнее заведение приносило немалый доход.

Помимо стиральных порошков, а также другого белого порошка, который расфасовывался в те же пакеты, на химкомбинате производили технический этиловый спирт из нефтепродуктов. В принципе, те, кто его пил в разбавленном водопроводной водой виде из бутылок с водочными этикетками, сразу не помирали. Акцизные же марки печатали уже не в казенной типографии, а в подпольной, находившейся здесь же, на комбинате, в одном из подвалов, рядом с нелегальным цехом по розливу «липовой» водки.

Была тут же, на этой «складской» площади, и небольшая лаборатория, в которой два молодых человека с высшим образованием синтезировали из отходов здешних химических производств новые модификации наркотиков, от которых привыкание происходило чуть ли не после первого же приема.

На воротах стояла своя охрана, и все машины были пропущены очень быстро — даже «Шевроле- Блейзер», ранее принадлежавший Седому, и «Ниссан-Патрол» покойного Г'оги, поскольку за их баранками сидели уже совсем другие, хорошо знакомые охранникам люди.

Остановились на небольшой площадочке перед приземистым двухэтажным зданием, где уже стояло три машины: Жорин «мерс-500», «Мицубиси-Паджеро» его охраны и скромная серая «Волга ГАЗ-З101».

На «Волгу» внимание обратил только Костыль, потому что он был единственным человеком среди прибывшей с задания команды, который знал, что на этой советской машине, набегавшей уже немало километров, ездит тот, от чьего слова зависят жизнь и благосостояние всех здешних областных группировок, трудящихся во всех отраслях криминального бизнеса. Он являл собой и суд, и арбитраж, и прокурора, и адвоката. К нему стекалась вся информация, он контролировал областной общак, определял сферы влияния и менял их границы, разбирал споры между паханами — в общем, это был смотрящий.

Из вновь приехавших машин вылез поначалу только Костыль. Он миновал охранника, дежурившего у входа в двухэтажное здание, и поднялся на второй этаж. Именно там располагалась комната, где должен был находиться Жора.

Миновав представительную дверь с табличкой: «Генеральный директор», где сидел здешний «зиц- председатель», Костыль прошел по коридору до самого конца, где у двери без всякой вывески его остановили два парня из личной охраны смотрящего и двое Жориных.

— Подожди немного, — сказал один из них. — Сейчас доложим…

Второй парень скрылся за дверью, потом вышел и пригласил:

— Заходи.

Костыль зашел. Комнатка была маленькая и служила как бы предбанником, потому что из нее можно было пройти дальше, туда, где Жора проводил свои конфиденциальные встречи и совещания.

Но сейчас он вышел к Костылю именно в предбанник, тщательно закрыв за собой двойную дверь, ведущую туда, где в данный момент находился смотрящий.

— Быстро приехал, молодец, — похвалил Жора. — Ну, рассказывай. Коротко и сжато.

— Ну, девку мы привезли, — сказал Костыль. — А пацан опять смылся. Если б ты не позвонил, может, смогли бы и его достать. Седой туда ездил с Крыловым разбираться. Разобрался. Труп хороший, стабильный, не оживет. Душина, хозяина хутора, тоже еще они положили. У нас все было бы в норме, если б не Седой. Он у меня двух парней вырубил и удрал было в лес, но мы отловили его — и он сейчас уже небось до углей сгорел. Замучаются опознавать. Но самое главное, Жорик, всплыл вопрос, которого мы не знали. Крылов там, на ферме, «дипломат» хранил с документами. Короче, компру. В общем, либо его Седой сумел где-то под елочкой выбросить, либо, что вернее, его пацан унес. Таран Юрка.

— А он, оказывается, вредный парень… — заметил Жора задумчиво. — Да, братан, жаль, что мы знали только про кассету. Кстати, мне сообщили, что та, которую менты нашли на Симеоновской, 32, — копия. И даже не первая, а вторая или третья. То есть этот козел их несколько штук имел. Так что, даже если б удалось ее стыбзить, у него еще несколько фонограмм оставалось. Возможно, что он, гад, ее уже далеко отослать успел. Но, в принципе, это хорошо, что чемодан к пацану попал. Судя по тому, как он с нами тогда беседовал, — лох, каких мало. Скорее всего самое клевое, до чего он может додуматься, — это снести кейс в ментуру. Оттуда он к нам придет. Но и это вряд ли. На нем два трупа висит. Таран будет от ментов шарахаться, как черт от ладана. В общем, пусть побегает. Девка как, не сильно избита?

— Да считай, что пальцем не тронули.

— Веди сюда. Смотрящий ее сам увидеть и расспросить хочет.

Костыль ушел, а Жора вернулся в комнату, где тихо покуривал не очень видный на первый взгляд мужчина лет шестидесяти с небольшим, в добротном, но не очень дорогом сером костюме, при галстуке. Седины на голове у смотрящего было немало, но стариком его, наверное, было рановато считать. Серые глаза еще не обрели той усталости, которая просматривается у громадного большинства людей, перешагнувших рубеж государственной пенсии. Может быть, потому, что смотрящий никогда и нигде не работал, хотя у него было вполне надежное пенсионное удостоверение, и даже не одно.

— Ну, — сказал он испытующе, — привезли девушку?

— Да, хрестный, сейчас приведут.

— Пока ведут, хочу тебя предупредить, Жорик. Как в Америке говорят: «Все, что она скажет, может быть использовано против тебя». Сечешь момент? Когда я буду с ней толковать, ты выйдешь на воздух. Ну, или на первый этаж спустишься. И что именно она мне сказала, ты узнаешь не сегодня, а на общем сходняке. В субботу, в восемь, соберемся на втором этаже «Маргариты». То, что об вас с Самолетом другие думают, я уже знаю.

— Дорого бы я дал, — хмыкнул Жора, — чтоб это узнать…

— Узнаешь забесплатно. Может быть, порадуется твоя душа, а может, и нет. Пути Господни неисповедимы.

— Хрестный, а не застрелиться ли мне загодя, а?

— Ежели чуешь, что не по понятиям жил, — хоть задавись, не пожалею. Но если все блюл — живи. Бог не фраер, он правду знает.

— Спасибо и на том.

Костыль вернулся, привел Дашу.

— Здравствуй, деточка! — сказал смотрящий. — Присаживайся. Не волнуйся, я тебе плохого не сделаю. А вы, юноши, пойдите перекурите малость. На улице.

Жора и Костыль вышли к подъезду, вытащили по сигарете, задымили.

— Ты ей напомнил, что она должна была говорить? — спросил Жора.

— Конечно! Да не волнуйся ты, все путем будет.

— Сейчас не волноваться надо, а молиться. И знаешь за что? За то, чтоб этот чертов Таран ментам не попался. Потому что тогда вся история на ферме может совсем другое освещение получить. Для прокуратуры это, может быть, ничего и не поменяет, а вот для смотрящего — очень сильно. Получится, что мы — суки, понятно? Если там, в кейсе, лежит не только та кассета, а и еще одна, где записано, как мы Мишу Рыльского сдали, то нам хана.

— А ты уверен, что она есть, эта кассета?

— Понимаешь, Костя, разговор про Мишу шел в том же месте, где и тот, который записали. Кто подслушку ставил, сам Крылов или какой-то из его друзей, неизвестно. Ежели одно записал, то мог и другое тоже.

— Да-а… — вздохнул Костыль. — С ментами корешиться — себя не уважать. Одной рукой берут, другой — из кармана вынимают…

— А что делать было? Разве ты бы пропустил такую возможность? Нам этот Миша, сам помнишь, вот где сидел!

— Слышь, Жорик, а не сыграть ли нам ва-банк? — осторожно произнес Костыль. Он ничего не конкретизировал, но Жора и так все рассек.