«Между собой мы можем говорить об этом абсолютно свободно, но не должны упоминать об этом публично, как не упоминаем мы о 30 июня 1934 года, когда мы без колебаний выполняли свой долг, ставя к стенке наших заблудших товарищей и расстреливая их… Я имею в виду освобождение от евреев, уничтожение еврейской расы. Легко сказать: «Еврейская раса должна быть уничтожена… это наша программа, мы ее выполняем». Но потом придут восемьдесят миллионов достойных немцев, и у каждого найдется свой достойный еврей. Они будут говорить: «Остальные, конечно, сброд, но вот этот еврей – прекрасный человек…» Большинство из
Мы – продукт естественного отбора. Мы знаем, каков на самом деле наш народ, существующий уже в течение многих веков и поколений, и мы сделали свой выбор… Чужие народы смешивались с ним, оставляя свое наследие… но он смог выжить, питая силу в особенностях своей крови. Этот народ… объединен нордическо-германской кровью… В тот момент, когда мы позабудем закон, служащий основой нашей расы – закон отбора и требовательности к себе, – мы посеем первые семена собственной гибели… Мы должны помнить наши принципы: кровь, отбор, требовательность!»
На другом совещании, состоявшемся в апреле того же года в университете Харькова, Гиммлер выступал перед командным составом действующих на советской территории дивизий СС. Он говорил о «великой крепости в Европе», которую им выпала честь защищать и укреплять. «Здесь, на Востоке, решается ее судьба; наши враги, двести миллионов русских, должны пасть на поле битвы и истечь кровью один за другим… Либо они будут депортированы, чтобы работать на территории Германии и на благо Германии, либо просто полягут в бою».
Затем Гиммлер заговорил об истреблении низших рас вообще. По его словам, это была работа, которая «ничем не отличается от выведения вшей. Избавление от них – вопрос не идеологии, а гигиены, и очень скоро мы будем чисты». Задачей будущего являлось объединение всех арийских народов под властью германского рейха. «Я быстро сформировал отряды СС в различных странах», – говорил Гиммлер, имея в виду в первую очередь Фландрию и Нидерланды, Норвегию и Данию. «Нам удалось быстро набрать там достаточное количество добровольцев», – добавил он, заметив, что далеко не всем лидерам упомянутых стран это нравилось, однако ничего поделать они не могли. Гиммлер также просил офицеров быть снисходительнее к незнанию немецкого языка представителями германской расы, инкорпорированными в СС. Новобранцам нужно помогать выучить язык, указал он. Гиммлер мечтал, что когда-нибудь он соберет воедино германские народы со всего мира, «в том числе из-за океана – из Америки, – где живут миллионы германцев… Сейчас же перед нами стоит только одна задача: быть твердыми и безжалостно вести расовую битву».
Гиммлер часто подобным образом заглядывал в будущее, но те, к кому он обращался, слушали его с тяжелым сердцем. Лишь немногие верили этим предсказаниям, да и высокие идеи расового превосходства, которые с такой страстью проповедовал Гиммлер, выглядели не особенно убедительно на фоне первых крупных неудач Германии. После отступления в Северной Африке в 1942 году, сокрушительного удара под Сталинградом в январе следующего года, после падения Муссолини и только что начавшегося вторжения союзников в Италию многие стали осознавать, что выиграть эту войну будет очень непросто. Но Гиммлер ничего не замечал и продолжал с неумолимой убежденностью фанатика: «Если наступит окончательный мир, мы сможем взяться за нашу великую работу во имя будущего. Мы будем вести колонизаторскую деятельность. Будем внушать нашей молодежи законы организации СС… Само собой разумеется, что самый обильный урожай должен давать именно этот высший слой германской расы. Через двадцать или тридцать лет мы должны представить всей Европе ее правящий класс».
Гиммлер сказал также, что просил фюрера предоставить СС привилегию продвигать границу Германии на восток. «Мы должны устанавливать на востоке наши законы. Мы будем двигаться вперед и дойдем до Уральских гор». Это, как он считал, должно было вдохнуть бодрость в его солдат и помочь им сохранять твердость духа даже перед лицом смерти.
«Таким образом мы создадим необходимые условия для всех германских народов, создадим новую Европу, управляемую, контролируемую и ведомую нами, немцами. Наши будущие поколения должны выстоять в битве с Азией, которая неминуемо повторится… Если германским народам не удастся выжить, это станет всемирной катастрофой, концом красоты, культуры и творческой силы на земле… Так будем же помнить о нашем фюрере, Адольфе Гитлере, который создаст германский рейх и поведет нас в германское будущее!»
Решимость Гиммлера выиграть эту войну (впрочем, его представления о ней были подчас весьма причудливыми) никогда не была так сильна, как в тот период. Превратности войны, смерть Гейдриха, вызов его власти, брошенный евреями Варшавского гетто, студенческие волнения в Мюнхене и другие события закалили и ожесточили его. Одним из наиболее чувствительных ударов был для Гиммлера заговор «Красной капеллы» в Германии.
«Красной капеллой» именовалась шпионская сеть, работавшая на советскую разведку. Многие из ее членов оказались немцами, происходившими из семей с хорошими связями в высших эшелонах власти; многие сами работали в различных оборонных министерствах. Их лидером был поэт Харольд Шульце- Бойзен, который в 20-е годы был революционером радикального толка, а во время войны трудился в одном из отделов министерства авиации, специализировавшемся на «исследованиях» в области подслушивания телефонных разговоров. Вполне естественно, что такой отдел вскоре привлек внимание Гиммлера.
В марте 1942 года Шелленберг был отправлен в Каринхаль – роскошный загородный особняк Геринга, где глава люфтваффе проводил все больше времени, стараясь забыть о катастрофическом падении своего авторитета. Шелленберг должен был просить Геринга передать работу по подслушиванию телефонных линий СД. По свидетельству Шелленберга, Геринг принял его одетый в тогу, но с маршальским жезлом в руках; перебирая драгоценности в чаше из граненого стекла, он в конце концов впал в транс и умудрился увильнуть от ответа, способного удовлетворить Гиммлера. В отместку рейхсфюрер СС предпринял энергичное расследование деятельности заинтересовавшего его отдела, которое, по мнению некоторых историков, уже в июле было приостановлено Гитлером с целью избежать публичного скандала. Геринг надеялся уладить дело миром; в августе он даже наградил Гиммлера почетными «крыльями» авиационного аса, однако в том же месяце вся сеть «Красной капеллы» была раскрыта с помощью независимого расследования, проведенного абвером – военной разведкой адмирала Канариса, хотя последующие аресты (всего было схвачено более ста человек) проводились объединенными усилиями полевой жандармерии Канариса и гестапо. Правда, дальнейшее следствие по делу Гитлер поручил именно гестапо, однако это не могло подсластить пилюлю – Гиммлер понимал, что выставил себя в невыгодном свете, не сумев первым раскрыть «Красную капеллу», сам факт существования которой вызвал скандал значительно более громкий, чем можно было ожидать, если оценивать значение раскрытой шпионской сети объективно.
Студенческие волнения в Мюнхенском университете, доставившие Гиммлеру немало неприятных минут, произошли в феврале 1943 года вскоре после серии процессов над агентами «Красной капеллы». Во главе студенческой организации, которая вела антинацистскую пропаганду не только в Мюнхене, но и в других германских университетах, стояли студент-медик Ганс Шолль и его сестра Зофи. Гнусная речь гауляйтера Баварии Пауля Гислера, в которой он призвал немецких студенток производить незаконных детей с помощью его адъютантов, привела к открытым демонстрациям в университете и на улицах Мюнхена. Но Ганс и Зофи Шолль были выданы провокатором и после пыток в гестапо предстали перед судом. Судил их Роланд Фрейслер – гитлеровский аналог печально знаменитого судьи Джеффриса[9], который без особых колебаний приговорил обоих к смертной казни вместе с несколькими их сторонниками. По свидетельству Хасселя, бывшего посла, ставшего впоследствии участником германского движения Сопротивления, Гиммлера уговаривали перенести казнь на более позднее время, чтобы избежать превращения студентов в мучеников, но он слишком долго колебался и его приказ прибыл слишком поздно: приговор был приведен в исполнение уже в начале марта.
Вызов могуществу Гиммлера был брошен и из Варшавского гетто – городского района площадью около двух с половиной квадратных миль, где когда-то находилось средневековое гетто9. Нацисты соорудили вокруг него высокую стену и загнали туда около 400 тысяч польских евреев. В марте 1942 года в речи, полный текст которой не сохранился, Гиммлер изложил свой первоначальный план частичного
