газон. Он даже не взглянул на меня, но его левая рука одним плавным движением взмыла в воздух и опустилась вновь, указывая на меня.
Я споткнулся и упал, и не смог подняться вновь. В его руке был пульт. Он иммобилизировал меня.
Я лежал на траве газона метрах в тридцати от Джеззера, совершенно беспомощный, но мог видеть все.
Вот как это выглядело:
Еще один четырехприводник подъезжает вплотную к ограде, останавливается, и из него вылезают оба дежурных копа. Они обмениваются взглядами, словно говоря друг другу: «Скажи мне ты, что делать, так, чтобы если мы облажаемся, можно было все свалить на тебя».
Эти ребята защищают общество от варваров извне; они, черт их дери, не имеют ни малейшего представления, что делать, когда перед ними оказывается местный житель, у которого поехала крыша. Они не обучались искусству психоанализа — а если говорить по правде, так и вообще никогда ничему не обучались.
Джеззер видит их, и у него опять появляются глюки относительно демонов. Он поворачивается, издает жуткий вопль, поднимает меч обеими руками высоко над головой и бросается на полицейских.
На одно застывшее мгновение эти недоумки просто стоят, раскрыв рты. Потом, словно в мультфильме, одновременно поворачиваются и кидаются бежать. Еще несколько секунд, и ближайший из них закончил бы с головой, разрубленной точно напополам, и мечом, застрявшим в грудине.
Джеззер останавливается, разводит руки и кланяется, словно ему аплодирует невидимая публика. Он подпевает стереосистеме в своей машине:
— Мы-ы-ы чемпио-о-о-ны, мой дру-уу-уг!
Когда он оборачивается к дому, кончик его меча задевает за машину копов. Он останавливается, кидает на меня косой хитренький взгляд и произносит:
— А что, если?..
Он открывает заднюю дверцу и вновь выныривает из машины, держа в руке боевую винтовку с большим патрубком, проходящим вдоль основания ствола.
Он торжествующе смеется, кладет винтовку на капот машины и затыкает — чертовски почтительно — свой меч за пояс.
У винтовки три магазина, скрепленных вместе. Он вытаскивает первый из них и с удовлетворением убеждается, что он полон. Поставив его на место, взводит курок. Потом снова лезет в машину и достает оттуда нечто наподобие пояса тяжелоатлета с навешанными на него жестяными банками. Он отсоединяет одну из банок, засовывает ее в задний конец патрубка под стволом винтовки и перекидывает пояс через плечо.
Я вам честно скажу — вряд ли можно рассчитывать обойтись без членовредительства, пока правительство позволяет наемным полицейским носить оружие. Бизнес есть бизнес, надо же как-то покрывать издержки, поэтому самое легкое — это нанять людей, приносящих с собой собственный инструмент: неудачников-одиночек и фанатиков, согласных работать по две смены подряд за цену жестянки бобов в час, в надежде, что когда-нибудь им, может быть — только может быть — удастся пострелять реактивными гранатами (за которые они заплатили из своего кармана) в какого-нибудь взломщика или грабителя.
Окно главной спальни в доме Робертсов коротко вспыхивает оранжевым пламенем, затем стекло разлетается на миллионы красивых хрустальных осколков.
Занавески взметаются вслед за ними и принимаются хлопать на ветру. Лишь тогда поднимается шум — довольно громкий.
— Бросай оружие! Сейчас же! — орет один из болванов-полицейских откуда-то извне моего поля зрения. Джеззер поворачивает винтовку и отвечает ему очередью.
Он опустошает весь магазин. Пули со стуком и оглушительным воем отскакивают от каменной стены неподалеку.
Он заряжает еще одну гранату и палит в окно нижнего этажа в доме Уэйна.
Я впустил Иисуса в свое сердце; я молюсь, действительно молюсь, в первый раз с тех пор, как мама объяснила мне, что Иисус и Санта-Клаус — это два разных человека, о том, чтобы Мо, дети и их родители оказались где-нибудь снаружи.
А Фредди Меркьюри в машине все охорашивается — на этот раз слышится что-то насчет того, что он «только что убил человека, мама»…
Гомон становится все громче. Джеззер поднял на ноги весь поселок, и теперь со всех сторон доносятся крики и стенания.
Он заряжает новую гранату и палит куда-то вдоль газона. Я не могу увидеть, куда он попал, но взрыв раздается совсем неподалеку.
Слышится мучительный скрип и хрустящий удар чего-то тяжелого о землю.
Джеззер расправился со старым могучим дубом, гордостью Хинтон Ли.
Какое-то время ничего не происходит.
Потом мы видим, что некий находчивый член общины Сделал Хоть Что-Нибудь. Со стороны боковой дорожки появляется «трудяга» — домашний робот с радостно улыбающимся, доброжелательным, выражающим готовность помочь лицом, нарисованным спереди на верхней панели. Его руки, привыкшие держать насадку пылесоса и половую щетку, сжимают большой дробовик.
Его владелец, должно быть, использует пульт радиоуправления, но это ему мало помогает. Хорошо нацеленная граната из подствольника на винтовке Джеззера превращает Услужливого Генри в облако запчастей.
Радостное лицо «трудяги» хлопается на землю в нескольких футах от моего.
Как называлось это старое кино, где двое американцев под конец оказываются окруженными всей боливийской армией? Здесь что-то вроде этого: внезапно в трех концах газона обнаруживается несколько дюжин людей, стреляющих в Джеззера; к ним присоединяются все новые и новые.
Горстка мужчин, а также несколько женщин поднимаются в бой, как крепкие йомены в старину поднимались на защиту города. Они образуют отряд, вооруженный дробовиками, и личными пистолетами, и мелкокалиберными винтовками, и даже пневматическими ружьями. Они прячутся за стенами сада и другими прикрытиями, чтобы можно было палить в Джеззера сколько душе угодно.
До сих пор я беспокоился о Мо и Робертсовых домочадцах, теперь я также начинаю испытывать беспокойство и относительно самого себя. Небо надо мной пестрит от летящих снарядов, а я даже не могу хлопнуть ресницами, чтобы дать знак, что мне нужна помощь, не говоря уже о том, чтобы уползти в безопасное место. Полагаю, если кто-нибудь и заметил, что я здесь лежу, он счел меня мертвым.
Фредди Меркьюри заверяет нас, что он со своими приятелями покажет нам, где раки зимуют.[61]
В отряде местного ополчения Хинтон Ли нет хороших стрелков — большинство владельцев дробовиков используют их лишь изредка для стрельбы по тарелочкам, а те, у кого есть пистолеты, стреляют со слишком далекого расстояния.
Так что Джеззер продолжает красоваться у всех на виду и без помех выпускает в различных направлениях еще четыре гранаты.
Это лишь подзуживает его мучителей, заставляя их удвоить усилия.
Мелкокалиберные винтовки превращают его «Ладу» в груду металлолома.
Лишь когда Фредди наконец умолкает, Джеззер начинает осознавать, что находится во враждебной среде. Он отступает назад и исчезает за стеной, огораживающей сад Уэйна.
Пуля зарывается в землю передо мной. Затем другая. Потом еще одна, и могу поклясться, что она задевает кончик моего носа.
Я двигаюсь. Нашелся кто-то храбрый, кто тащит меня в более-менее безопасное место — в находящийся рядом сад.
— Ты в порядке? — произносит голос, который я люблю больше всего на свете. Лицо Мо появляется перед моим.
Я не могу ответить.
— О, боже! — говорит она, обращаясь к кому-то рядом с собой.