он. – Вредитель недо. анный! Б…, сука белогвардейская! Ты понимаешь, кому ты свои препараты сраные готовишь? Ты понимаешь, кто их принимать будет, б…дина пухломордая, пидор гнойный, мудила, говно еврейское!.. Семейственность, понимаешь, развел в учреждении и вредительством занимаешься? Встать, полковник, когда разговариваете с генерал-лейтенантом!..»
Главврач с готовностью поднялся и терпеливо, руки по швам, слушал выговор, дожидаясь возможности оправдаться. Не то чтобы он привык, обычно с ним разговаривали вежливо и даже почтительно, но этот репоголовый пердун всегда орал, нравилось ему орать, и он всегда находил повод, к чему придраться, чтобы всласть поорать. Разрядиться. Метеоризм – поганая штука, мучительная и унижающая. И полный идиот, к тому же. Бабка говорила: на копейку луку, а на рубль бздуку, – это о нем, и в прямом смысле, и в переносном… Вот, кажется, и все – иссяк. Успокоился. Сейчас предложит сесть…
– Садитесь, товарищ главврач, – сказал Начальник утомленно. – Вы и сами понимаете, что такое положение недопустимо. Надо что-то предпринимать.
– Конечно, товавищ геневал-лейтенант. Именно над этим мы и ваботаем сейчас.
– Правильно. Так держать. И если нужны какие-нибудь лекарства… микстуры, препараты, – немедленно докладывайте, мы обеспечим.
– Слушаюсь.
Начальник некоторое время осторожно и даже с нежностью ощупывал себе щеки белыми золотоволосыми пальцами, потом спросил:
– Но в основном, вы говорите, дело продвигается?
– Так точно. Главная задача уже вешена.
Начальник кивнул, глазки у него вдруг сделались как щелочки.
– И как же эта штука у вас работает? Я никак не представлю себе, что это. Защита от болезней? Или?.. – он так и не решился выразить словами, что именно «или» и только руками показал нечто неопределенно опасное.
– Я не уполномочен обсуждать эти вопвосы, – сказал главврач сухо и мстительно добавил: – С вами.
Это произвело должное впечатление. Товарищ генерал-лейтенант снова пукнул – смачно, от души, – и тогда главврач поднялся, извлек из стеклянного аптечного ящика тюбик активированного угля и протянул его через стол.
– Всячески вам векомендую, – сказал он поощряюще.
«В скучных разговорах о людях прошлого сокрыты тайны их великих свершений».
Глава четвертая. Декабрь. Среда
Ночь патриарха
«…Его зовут Стэн Аркадьевич Агре. Имя, казалось бы, необычное, но только для нашего нынешнего деидеологизированного безвременья. На самом деле Стэн – это „СТалин-ЭНгельс“. У него, между прочим, был когда-то еще и старший брат, которого звали Марлен: Маркс плюс Ленин. А вот откуда взялась у него, совершенно русского человека, такая экзотическая фамилия, мне выяснить пока не удалось. Знающие люди объясняют, что „агрэ“ на санскрите значит „первый“ или даже „наивысший“, по-грузински это – „вот“ („Вот какой рассеянный…“), а на иврите „агра“ (ударение на последнем слоге) означает „налоги“. Вот и все, что удалось мне выяснить об этом предмете. То есть – ничего.
…Я согласился сейчас писать о нем не потому, что испугался вас. Не надо преувеличивать. И уж конечно, не потому, что хочу помочь вам. Вообще – не потому, что усматриваю в этом занятии хоть какой-нибудь корыстный или прагматический смысл. Я начал эти записки потому, что, кажется, понял окончательно: после меня в мире не останется ничего, кроме этих записок. Более того: и после НЕГО самого не останется ничего, кроме этих моих записок. Да, пожалуй, еще – нескольких слухов, теперь уже напоминающих легенды. Да великого множества интервью, не дающих никакой информации, а только раздражающих воображение и порождающих новые слухи и новые легенды.
О нем до сих распускаются странные слухи и распространяются сочные легенды. Полагаю, в вашем департаменте их кто-нибудь старательно собирает, сортирует (высунув набок язык) и дотошно анализирует. Вполне допускаю даже, что часть этих слухов придумано и распространено именно вами… Но две легенды я здесь приведу. Одну – потому, что она кажется мне совершенной, отшлифованной в пересказе до состояния готовой новеллы. А вторую – потому, что сам был свидетелем события и имею возможность на этом примере наблюдать, как скромно-затрапезная куколка факта трансформируется в роскошную бабочку легенды.
Итак, история первая. Действие происходит году этак в девяносто четвертом, не позже девяносто пятого. Идет троллейбус, по дневному времени – малонаселенный, народ сидит. Все тихо, мирно. На заднем сиденье расположился неопределенной конфигурации дядёк, про которого одно только и можно поначалу сказать, что он – с большого пролетарского бодуна. Скорее всего, именно поэтому сидит он в полном одиночестве, и ему, видимо, скучно. И он начинает говорить, а точнее – возглашать.
– На следующей остановке, – провозглашает он, – выйдут двое, а войдет один…
– А вот на следующей никто не выйдет, а войдет мама с ребенком…
– А на следующей – выйдут четверо, а войдут трое…
На все эти объявления спервоначалу мало кто обращает внимание, но однако довольно скоро народ обнаруживает, что все непрошеные эти предсказания странным образом сбываются. Все. До единого. И абсолютно точно.
– …На следующей трое выйдут, а двое войдут – мужчина и женщина.
Точно.
– Какая там следующая? Московский? Двое выйдут, двое войдут…
Absolutely!..