когда и как Он сам того пожелает!»

Затем император описывает прибытие в Акру и то, как 15 ноября 1228 года, приехав в Иоппе, восстановил там крепость для защиты воинства Христова на пути в Иерусалим. Он повествует и о том, как не хватало провианта и корма для лошадей, так как из-за неблагоприятной погоды транспортные суда не могли войти в порт.

Затем Господь успокоил море, и суда тут же прибыли с изобилием продовольствия и корма. Император сообщает о переговорах с султаном и о том, как Господь вразумил султана; «султан вавилонский (Малик эль-Камиль) отдал святой город Иерусалим, те места, где ступала нога Христа, а также места, где истинные верующие в духовности и праведности молятся отцу отцов».

Далее он пишет, желая продемонстрировать христианскому миру сей великий и бескровный успех:

«К тому же нам было позволено, согласно договору, вновь возвести стены святого града Иерусалима, Сидонскую крепость, крепость Иоппе, крепость Кесарии и крепость Тевтонского ордена, которую братья начали строить в горах Аккона, что ранее никогда не разрешалось христианам во время перемирия. Султану же не дозволяется до конца перемирия, заключенного между Нами и им на десять лет, ни возводить, ни строить никаких строений или крепостей».

И тут Фридриху удалось преодолеть самого себя. Видимо, причиной тому послужил совет мудрого магистра Тевтонского ордена, ведь Фридрих ни единым словом не упоминает о злостных препятствиях, чинимых ему патриархом Иерусалимским, а также орденами тамплиеров и иоаннитов. Он пишет:

«Все, о чем Мы узнали на службе Господу по совету и с помощью патриарха Иерусалимского и магистров и братьев орденов в этой земле, Мы не преминем Вам описать подробнее, когда это позволят время и обстоятельства. Одно Мы все же должны сказать и не могли бы умолчать, не воздав должное: магистр и братья Тевтонского ордена Святой Марии с самого начала Нашего пребывания на службе у Господа преданно и деятельно помогали Нам».

Письмо патриарха Герольда Иерусалимского святому отцу с описанием крестового похода Фридриха представляет собой документ, полный ревности и злобы. В нем не только игнорируются достижения мирного договора, но и вся успешная кампания обыгрывается таким образом, что превращается в свою полную противоположность.

Личностные нападки на императора и его сарацинский образ жизни стали уже почти ритуалом для его противников. Итак, письмо патриарха папе Григорию IX от 26 марта 1229 года:

«Далее мы со всей правдивостью и со жгучим стыдом сообщаем: султан, услышав, что император живет по сарацинским обычаям, послал ему певиц, называемых еще танцовщицами, а также фокусников, то есть людей, не только пользующихся дурной репутацией, но о которых вообще не должно говорить среди христиан; с ними князь этого мира развлекается во время вечерних попоек, с сарацинскими напитками, в сарацинском одеянии и вообще всяческим образом, по-сарацински».

Мы не должны смотреть на происходящее глазами людей XX века, предоставляющего отдельному человеку большую свободу действий. Предпочтение Фридрихом арабской культуры, его терпимость к «иноверцам», заимствование их утонченного образа жизни, восхищение арабской философией и искусством да еще и танцовщицы и фокусники вокруг него, и он сам в сарацинской одежде — все это сбивало современников с толку. В глазах же церкви это выглядело настоящими происками дьявола. Самый мягкий упрек, заслуживаемый Фридрихом II, хотя его, несмотря ни на что, считают рационалистом, — он сам вложил в руки противников оружие, используемое ими против него.

Но прежде чем насмехаться над узостью мышления прошедших времен, попробуем представить себе на минуту, как на пике «холодной войны» американский президент держит личную охрану из сотрудников ГПУ, появляется в боярской шубе, разместив вблизи Вашингтона казачий полк, и, окруженный русскими женщинами, учеными, советниками и художниками, объясняет все происходящее тем, что Карл Маркс и Ленин были все-таки «good old fellows».[17]

Но мы можем направить всю силу воображения и на собственную страну и представить, как император Вильгельм II Гогенцоллерн (1888—1918 гг.) после возвращения из поездки на Восток появляется в арабской одежде, создает из своей личной гвардии линейный полк и вместо нее размещает в Потсдаме в качестве гвардейского полка арабскую часть. Кроме того, привозит гарем арабских женщин под присмотром евнухов и заставляет придворное общество переучиваться у арабских философов и художников. Тут уж его придворный священник Адольф Штекер оказался бы в весьма плачевном положении.

Представив себе подобную картину, мы сможем лучше понять ревностного иерусалимского патриарха.

Совсем из другого источника происходит озлобленность тамплиеров и иоаннитов, ведь вся Западная Европа субсидировала их на протяжении десятилетий, и теперь они завидовали успеху императора, которого не смогли достичь сами. Об этом повествует летопись Роджера из Вендовера:

«Они хотели приписать себе все эти великие дела, получив такие большие деньги от всего христианства и истратив их только на защиту Святой земли, словно бросив их на дно пропасти; коварно и предательски они сообщили султану: император решил посетить реку, где крестились Иоанн Креститель и Христос, …пешком в шерстяной одежде с небольшой свитой, дабы тайно поклониться ей со смирением; и они предложили султану, по его усмотрению, взять императора в плен или зарезать его. Когда упомянутый султан увидел письмо, сообщавшее об этом, с известной ему печатью, то почувствовал отвращение к коварству, зависти и предательству христиан, особенно к тем, которые носили одежду ордена со знаком креста, и, призвав к себе двоих тайных,и самых доверенных советников, поведал им обо всем и показал им письмо с печатью, сказав: «Смотрите, какова верность христиан!» Прочтя письмо, они по долгом и тщательном совещании ответили так: «Господин, к обоюдному удовлетворению, заключен мир, и кощунственно нарушать его. Но для посрамления всех христиан пошли письмо с висящей на нем печатью императору, и он станет твоим верным другом, и по праву!..»

С того времени душа императора соединилась с душой султана в неслыханных узах любви и дружбы, и они общались друг с другом и посылали друг другу дорогие подарки, в числе которых султан подарил императору слона».

В султане Малике эль-Камиле мы узнаем «благородного язычника», как его представил Вольфрам фон Эшенбах в «Парцифале». Но крестовые походы, несмотря на все сражения, сблизили ценности ислама и христианства, и связующим звеном стала рыцарственность, сочетающаяся с религиозной терпимостью. То, что это взаимное признание не соответствовало взглядам церкви, провозгласившей в 1215 году на соборе, помимо освобождения святых мест, еще и уничтожение всех неверных, является трагедией и, вероятно, причиной крушения императора Фридриха II. Это доказывает приговор его исторических современников:

«Настолько большую любовь и доверие он питал к неверным и так хорошо знал их, что уважал сей народ и его свершения больше, чем другие. Он сделал магометан камергерами и самыми доверенными слугами, а евнухам поручил охранять своих женщин… поэтому папа и все другие христиане, узнавшие об этом, были весьма озабочены и подозревали в нем намерение перейти в магометанскую веру. Но люди убедились, что он ни во что не верит и сам не знает, какую бы веру он хотел уничтожить, а какую выбрать и придерживаться ее».

Самое удивительное — мнение арабской стороны о Фридрихе совпадает с мнением его христианских современников. Сарацинский летописец оставил нам такое описание:

«Император имел ярко-рыжие волосы, был безбород и близорук; если бы он был рабом, никто не дал бы за него и двух сотен драхм. Из его речей можно было понять, что он «этернист»[18] и признает себя христианином лишь для забавы».

По сути, оба мира, и арабский и христианский, одновременно и восхищались Фридрихом, и проклинали его, причем по одной и той же причине — он был чужд им обоим.

Он без боя освободил святые места. Он их выторговал, и, вероятно, христианские критики имеют основания усматривать в его концепции мира на Святой земле что-то шаткое, недолговечное.

Недостаточно достичь цели. Надо сделать так, что это примет большинство людей. Иначе не объяснить событий, произошедших на Святой земле при отъезде Фридриха. Филипп Наваррский сообщает в своих хрониках:

«Император втайне подготовил отъезд и 1 мая 1229 года, не ставя никого в известность, отправился