съемок Депардьё «сносил» сто тридцать носов…
Роскошное полотно, романтика и пылкость, безупречный ритм — «Сирано де Бержерак» стал событием Каннского фестиваля 1990 года. Несравненную игру Депардьё зрители приветствовали стоя, нескончаемой овацией. Результатом был приз за лучшую мужскую роль, к которому в следующем году добавились один из десяти «Сезаров», присужденных фильму, и номинация на «Оскар». Редкий случай для неанглоязычной картины, подчеркивали заокеанские газеты: в Америке приключения знаменитого буйного гасконского кадета встретили столь же восторженный прием. «Победитель (и не только благодаря своему носу) “Сирано” стремится к гармонии слов и образов, почти достигая совершенства. Замечательное исполнение Депардьё роли поэта-воина с некрасивым лицом создает новый образец, на который станут ориентироваться будущие Сирано», — восторгался «Варайети», весьма солидный журнал профессионалов американского кино. «Это Брандо, Де Ниро и Дастин Хофман одновременно!» — восклицал журнал «Вог», напоминая о том, что Депардьё воплощает собой расхожее представление о французе — тонком гурмане, немного говорящем по-английски…
Между прочим, за несколько месяцев до триумфа «Сирано» Жерар получил возможность хорошенько попрактиковаться во владении языком Шекспира. Он снялся в своем первом американском фильме «Вид на жительство» («Green Card») у австралийского режиссера Питера Уэйра, который уже успел прославиться на весь мир своей драмой «Общество мертвых поэтов». В Нью-Йорке, где съемки «Вида на жительство» начались весной 1990 года, француз увидел, насколько он популярен в США после «Мартена Герра», «Жана де Флоретт» и «Слишком красивой для тебя». Для режиссера Уэйра выбор «Джирара Дипардью» был очевиден: он считал его одним из лучших актеров в мире и идеальным исполнителем придуманной им роли — курильщика, проныры, сентиментального бонвивана…
Возможно, он был слишком уж большим бонвиваном. Прежде чем приступить к работе, режиссер посоветовал Жерару сбросить килограммов двадцать. Депардьё согласился на это условие, тем более что сам ощущал в этом насущную потребность: «Я принимал гомеопатические препараты, совсем легкие. Мне было трудно шнуровать ботинки, я страшно мучился!»
Разумеется, требование Уэйра не было простым капризом режиссера: герой Депардьё должен был выглядеть соответствующим образом, чтобы очаровать героиню фильма. По сюжету, Бронте Пэрриш (Энди Макдауэлл) решается на фиктивный брак, чтобы поселиться в квартире, которую соглашаются сдать только супружеской паре. И тут появляется француз (Депардьё), которому нужен вид на жительство, чтобы окончательно обосноваться на американском континенте. Ложный союз представляется этим двум незнакомым людям идеальным путем к осуществлению их мечты.
Проект вызревал долго: Депардьё познакомился со своей партнершей Энди Макдауэлл, прославившейся после фильма «Секс, ложь и видео» Стивена Содерберга, во время своего предыдущего приезда в Нью-Йорк. Встреча прошла в непринужденной атмосфере; та же непринужденность установилась между актерами с первых сцен «Вида на жительство». Режиссер сначала пришел в восторг, но вскоре стал задаваться вопросами по поводу доброго согласия в этой паре и высказал их напрямую, отозвав Депардьё в сторонку. В чем дело? Актер говорит об этом с привычной откровенностью: «Питер Уэйр боялся, что я сплю с Энди Макдауэлл. Я его сразу успокоил. Зритель должен чувствовать, что между нами желание зарождается постепенно. А ты уже не можешь исподволь возбуждать в себе желание, когда переспал со своей партнершей. На экране это сразу видно, если актер и актриса любовники в жизни. Это чувствуется по их взглядам, по их взаимопониманию. Что-то изменилось — и меняется вообще всё! Пружина лопнула. Нужно быть Джиной Роуленде и Джоном Кассаветисом, чтобы забыть об этом и сыграть влюбленных в фильме…»
Оправданны ли были опасения Питера Уэйра? Или он поверил слухам, представлявшим Депардьё этаким Казановой? Не стоит углубляться в деликатные области личной жизни. С самого начала своей карьеры актер сам определил границы для любознательности своих поклонников. В 1977 году, когда ему приписывали роман с Фанни Ардан, с которой он снимался в «Собаках», Депардьё заявил: «Миллионы людей хотят лучше меня узнать? Если вы хотите этим сказать, что мне нужно вытащить на свет свою частную жизнь, крутить романы, которые попадали бы на первую страницу газет, специализирующихся на историях такого рода, то я не согласен. Я люблю скромность, по меньшей мере в отношении моей личной жизни…» Однако тут же добавил: «Конечно, мне случается загулять, но я никогда этого не делаю в публичных местах».
Несмотря на профессиональный подход, проявленный Депардьё в отношении своей партнерши Энди Макдауэлл, французская критика не была в восторге от «Вида на жительство», вышедшего в феврале 1991 года, назвав эту добросовестную попытку возродить голливудскую семейную комедию «милым пустячком» и «приятным водевилем». Зато за океаном фильм был принят хорошо и принес французскому актеру еще больше популярности среди американцев. Партнер красавицы Энди получил за свою роль «Золотой глобус» — пропуск на мировой кинематографический олимп. Этот подарок для самолюбия лишь усилил общее чувство восхищения, которое Жерар испытывал ко всему американскому континенту. Но, считал он, предстоит пройти еще очень большой путь, прежде чем всерьез подумать о том, чтобы задержаться там подольше: «Это просто сказочное место, и я познакомился там с замечательными людьми. Но я здесь по- прежнему проездом, временно». Поддаться соблазну и попробовать себя в Голливуде, как знаменитости прежних лет, от Мориса Шевалье до Ива Монтана и Алена Делона? Не стоит. Актер знал, что такие примеры редки, да и продолжалась заокеанская карьера недолго. Европейские звезды редко имели в Америке крупный успех, а режиссеры зачастую оказывались в ловушке, взвалив себе на плечи непосильную ношу.
Убедив себя таким образом, Депардьё совершенно логично решил вернуться во Францию для съемок в новом фильме «Уран», в котором Клод Берри хотел отразить бурный период в истории страны — Освобождение. В сценарии, который режиссер написал по мотивам рассказа Марселя Эме, говорилось о жизни небольшого поселка весной 1945 года. Там проводили «чистку». Некоторые рьяно предавались этому занятию, чтобы придать себе вес. К их числу принадлежал доносчик Рошар (его играл Даниель Прево[52]), в последний момент ставший коммунистом, что было характерно для некоторых участников Сопротивления. В его поле зрения оказался Леопольд (Депардьё) — громогласный трактирщик, с утра до ночи упивающийся белым вином и поэзией. Были еще Журдан (Фабрис Лукини), трусливый и пронырливый большевик, и Генье (Мишель Блан) — старый активист компартии, спокойный, симпатичный, явный демократ. Его дом был разрушен, и его вместе с женой и детьми приютили Аршамбо (Жан-Пьер Марьель и Даниэль Лебрен) — пара мещан, меняющих свои жалкие убеждения в зависимости от того, куда ветер дует.
Фильм Берри, замечательно отобразивший неоднозначность человеческой души, был хорошо принят после выхода на экраны в 1990 году. Публике понравились и мужество действительно сильного произведения, и подбор актеров. Текущие политические события тоже способствовали успеху. Через несколько месяцев после фильма был свергнут румынский диктатор Чаушеску, рухнула Берлинская стена, а вскоре последовал конец советской «перестройки» — иными словами, коммунизма. Если кто и шипел по поводу фильма, так это представители Французской компартии. «Обличая двуличных псевдопатриотов, что довольно легко, фильм направлен прежде всего против коммунистов, — клеймила его «Юманите». — Сэкономив на реализме (известные актеры, многочисленные исторические неточности), он не избежал “левого” пужадизма[53], который часто пускают в ход вот уже много лет, как только французское кино обращается к этому периоду истории».
Режиссер встретил эти выпады с открытым забралом, признав, что в 1947 году Марсель Эме написал роман явной антикоммунистической направленности. Впрочем, сам Берри несколько отошел от его точки зрения, оправдывая выбор своих героев: «Мне нравится этот роман своими литературными достоинствами: сюжетом, персонажами, великолепными диалогами. Но когда я приступил к экранизации, я не встал на место Марселя Эме. Поэтому я внес изменения в образ Генье, сделал из него подлинного демократа, хорошего коммуниста — в том смысле, какой вкладываете в эти слова вы и я сам. После войны мой отец голосовал за коммунистов. Он водил меня на собрания и на демонстрации, в которых участвовали по сто тысяч человек. Там царил необыкновенный подъем. Я думаю, что коммунизм — прекрасная и великая идея, и мне бы хотелось, чтобы она осуществилась. Но я экранизирую книгу и не могу всего изменить. С другой стороны,
