И вот она нахмурилась ужасней:В ее волнистых змеевидных складкахСверкнул язык мигающей стрелы, —Так блещет взор из-под ресницы грозной…И грянул гром, и звучно град запрядал,Клоня колосья рисовых полей.Взметнулась пыль по вспыхнувшей пустыне,Надулися зоба челнов крылатых,Запенилися воды океана;И стаей львов серебряных с рычаньемОни ползли к задумчивой скале,Которая спокойно возвышаласьУ берегов разъяренного моря,Как бы смеясь над бешенством волны.И вспыхнула суровее стихия,Увидя мир скалы непобедимый,И, как котел, огнями разогретый,Метнулись волны злые океанаИ на скалу с размаху набежали,Но не могли слизнуть они скалу.И, в бешенстве раскатываясь громом,Сказала туча в зависти дрожащей:'О небеса! зачем я не скала!”И небеса услышали молитву…Медлительно умчавшаяся тучаПроснулася гранитною скалою.И вот скала, в оцепененьи смутномВперивши взор на землю и на небо,Заметила, что у ее подножьяИ день и ночь какое-то созданье,Едва-едва заметное вершине,Стучит тяжелым молотом, как будтоДобиться слова хочет от гранита.И чувствует скала, что с каждым годомОна худеет, что гранит подножьяБолит от ран, что с каждым днем слышнееИ тяжелей удары молотка.И думает скала в оцепененьи:'О небеса, зачем я прозябаю!И, чувствуя у ног своих тяжелыхУжасного врага, я не могуЕму ответить местью роковою!Меня не в силах сокрушить прибой;Могучих волн не в силах уязвитьЖивучие и злые крокодилы,Лизавшие гранит моей подошвы;И коршуны, воздушные тираны,Не в силах грудь мне расклевать, а этоНичтожное и злое существоМеня с годами силится разрушить…О небеса! зачем я не оно!”И небеса услышали молитву…Проснулася скала — каменотесомВ убогом шалаше на жестком ложе.Лучи зари приветно проникалиСквозь желтую солому ветхой кровли,И вспомнил всё седой каменотес.Он вспомнил дни, когда он, недовольный,Завидовал могуществу и славе.Как был царем, и тучею, и солнцем,Как, наконец, дремал скалой недвижнойИ как опять он стал каменотесом.И, вспомнив все, он труд благословил;И, молот взяв в мозолистые руки,Промолвил он с задумчивой улыбкой:'У каждого могущество свое!”
