кусают ее нежную кожу под простым полотном. Губы у нее запеклись, прикрытые белой косынкой волосы не заплетены в косички. На ней нет ни одного украшения — их отобрали в наказание. Она смотрит прямо перед собой и улыбается своим мыслям.
— Попробуй прикоснись ко мне, и я выцарапаю тебе глаза, — вдруг очнувшись, говорит она высокому красивому юноше в дорогой одежде, который окружен целой свитой и стоит рядом, — не иначе, жених…
Юноша хмурится и что-то тихо говорит ей, так, чтобы никто не слышал. Она с ненавистью смотрит на него.
— Тот, с зелеными ушами, лучше, — презрительно говорит ее отец-вождь.
— Да, — отвечает она, и взгляд ее сразу смягчается. — Это правда.
— Он заставит тебя есть камни вместо лепешек и персиков!
— Я буду есть камни… только пусть он любит меня…
Толпа гомонит. Никто не понимает.
— Он самый лучший, самый красивый, — не замечая ничего вокруг, говорит она в пространство, горам, что высятся сразу за селением. — Он сильный. Никто не может так, как он, копать ямы… Это тяжело… на жаре… Он копает их пять лет…
— В бороде у него водятся ящерицы и змеи! — говорит вождь.
— У него такая хорошая улыбка… И глаза ласковые, смешливые… Я люблю его синие глаза… его светлые волосы… и сильные руки…
— Замолчи, — грозным голосом, в котором звучит страдание, говорит вождь, — иначе я прокляну тебя.
— Мне все равно. Он позовет — и я побегу к нему… босиком… Только пусть он позовет меня!
Никто не верит, но всем страшно. Вождь тоже не верит — солнце раскалило каменистые дороги так, что на них можно готовить еду.
— Снимите с нее сандалии! Развяжите ее! — У вождя черное от гнева лицо. — Иди!
Солнце уже почти село, воздух синий, как озеро в горах.
Она делает шаг, другой и плачет от нестерпимой боли. Все расступаются перед ней и молчат, пряча глаза. Она встает на цыпочки и бежит по дороге. Вождь горестно смотрит ей вслед.
На развилке она останавливается, я выступаю из темноты, и мы бросаемся друг к другу. Я подхватываю ее на руки и несу бережно, как самую драгоценную свою ношу. Она плачет и исступленно целует меня…
Мы лежим на теплой земле, обнявшись.
— Ты моя звездочка… моя милая… цветочек, распустившийся весной в горах…
— Еще, — требует она.
— Ты мое солнце, без которого мне не выжить…
— Солнце кусается…
— Но без солнца — не выжить.
— Я рожу тебе сына. Он будет помогать нам копать ямы.
— Ты даже не спрашиваешь, зачем я это делаю…
— Ты не можешь делать что-нибудь плохое. Значит, тебе нужно.
Лучший ответ, который мужчина может услышать от женщины!
— Ты плачешь? — спрашивает она.
Я вскакиваю на ноги. С черного ночного неба падают тяжелые редкие капли.
— Я просила… я просила их подарить нам дождь, — взволнованно твердит она. — Они услышали… О боги, как мне благодарить вас?!
Дождь все усиливается и переходит в страшный ливень, невозможный в здешних местах, — наверное, такое случается раз в тысячу лет! Целые реки текут по моему плато, бурлят и ревут, как рассерженные медведи, и она смеется, глядя, как я пляшу под дождем…
Мы поднимаемся на Корону несколько часов. Она едет на моей спине, потому что не может идти.
— Тебе тяжело, — время от времени жалостливо говорит она.
— Да ты просто пушинка, — возражаю я, отдуваясь. — Ты обязательно должна это увидеть.
Мы достигаем скалистой площадки на склоне Короны, отдыхаем, потом я беру ее на руки и подхожу к краю.
Она долго смотрит вниз и взволнованно говорит:
— Это так красиво… Это сделал ты?
— Да.
На ресницах у нее дрожит слеза.
— Я люблю тебя!
Вокруг простираются синие дали, окаймленные горами, курятся вулканы, сверкают горные озера, бегут дороги. А на моем плато раскинулась в полете прекрасная белая птица — я рисовал ее пять лет, обнажая нижний, белый, слой пампы.
— Ей нужно второе крыло, — говорит она. — Мы нарисуем его вместе.
— Да. Без крыла не полетишь…
— Будто живая, — восхищается она, и я целую ее.
— Тебе нравится?
— Очень. Смотри!
На мою огромную птицу с неба вдруг падает серебристый диск…
— О боги, как мне благодарить вас?! — потрясенно шепчу я.
Я быстро иду к тропинке, по которой мы только что поднялись.
— Ты не будешь бояться? — спрашиваю я. Она кивает. Я усаживаю ее на теплый камень. — Жди меня здесь, сколько бы ни пришлось ждать!
— Всю жизнь, — успокаивает она.
Я бегу что есть сил к своей птице. Она на месте, как и серебристый диск с белой птицей на боку. Я подбегаю к нему, и навстречу мне выходит мужчина. Мы обмениваемся крепким рукопожатием, он хлопает меня по плечу.
— Сигнал был таким коротким и слабым, офицер, — говорит он. — Если бы не ваша птица… Долго же мы вас искали… Где произошла авария?
Я киваю на соседнюю горную цепь.
— Вдребезги. Еле очухался. Ничего, уже все в прошлом.
— А кто это вас? — помявшись, спрашивает он про мое разбитое лицо.
— Это за дело. Я украл у них солнце.
Понимая, что я шучу, он вежливо смеется.
— Вперед?
— Только заберем мое солнце, — отвечаю я.
Модуль делает над плато круг и подлетает к Короне.
Я бегу по тропинке вверх. Я тороплюсь, как никогда в жизни. Вон она сидит на теплом камне, моя звездочка, моя милая, цветочек, распустившийся весной в горах…
— У тебя зеленые уши! — с радостным удивлением кричит она и болтает в воздухе забинтованными ногами.
На мне зеленые наушники.
— Да! — кричу я, протягивая к ней руки. — До самой земли…
Анахайм смотрел, как Скальд приходит в себя.
— Ну, вам понравилось? Почему молчите?
— А о чем я должен говорить? — Скальд чувствовал себя так, будто пробежал несколько километров.
— Например, о том, что нормальные родители не отдают своих детей в приют.
— Вы, кажется, тоже сирота?
— Что там Шарлотта про меня наболтала? Младенец из космоса… Вы что, всерьез поверили в эту чепуху? В отличие от вас я знаю, кто мой отец.
