мне с просьбой. Купите мне полдюжины коньяка, но только вот именно этого. Сейчас уже не помню, грузинский он был или дагестанский, в общем, три звёздочки. И я догадался: это было как у заядлого курильщика, который не может переходить на другой сорт сигарет. Даже если они будут намного лучше. Правда, была и вторая причина: деньги у него уже были в тот момент, но была и въевшаяся навсегда привычка экономить их. Он так и сказал: „Миша, мне нужен дешёвый коньяк“. Поручение я выполнил. Но потом как-то раз приносил ему армянского марочного. По-моему, он не заметил разницы».
(Что совсем не удивительно. Если разбавлять коньяк вполовину сливовым соком или спитым чаем, боюсь, трудновато будет отличать даже коллекционный французский от нашего «66-го».)
Круг общения АНа начал сужаться ещё в 1979-м, после больницы. А в последние два года он сузился просто до предела. Журналистов АН пускал крайне неохотно: либо хорошо знакомых, либо приехавших совсем уж издалека. Молодых писателей — тем более гнал. Исключение делал для тех, кто из семинаров (московского, питерского, малеевского), но тоже нечасто. Особыми правами пользовались сотрудники издательства «Текст» (Виталий Бабенко, Володя Гопман, Миша Гуревич, Валера Генкин). Родственники навещали, конечно: Маша с Егором — регулярно, Наташа с Эдиком — вплоть до своего отъезда в США в начале 1991-го. А кроме них: Марик Ткачёв (теперь уже редко), Гена Прашкевич (когда бывал в Москве), Бела Клюева (приезжала иногда, один раз уже в 1991-м с бутылкой коньяка по старой традиции и пришла в большое уныние от того, как выглядел Аркадий), Евгений Войскунский — тоже иногда. А часто бывали только четверо: Мирер, Соминский, Черняков и Станислав Агрэ.
Настало время представить нового персонажа.
Станислав Агрэ, родившийся в 1950 году, прочёл «Хищные вещи века» в пятнадцать лет, когда они вышли, и заболел Стругацкими на всю жизнь. Все их книги он читал и перечитывал по столько раз, что знал уже почти наизусть. Самой любимой повестью стала «Трудно быть богом». Однажды вместе с приятелем, почти таким же фанатом АБС Юрой Гусаровым (между прочим, племянником члена Политбюро, министра иностранных дел А.А. Громыко), они придумали Орден Святого Мики и периодически провозглашали друг друга его президентом. (Громыко в этом контексте назван не для того, чтобы похвастаться, кто с какими людьми был знаком, а для того, чтобы подчеркнуть, сколь широк был социальный состав поклонников АБС.) Игра в Орден Святого Мики продолжалась многие годы (как это напоминает «Звёздную палату» АНа и Ткачёва!).
В 1980-м Стасу довелось в первый раз увидеть Стругацкого на выступлении в «Керосинке» — институте имени Губкина. И случилось первое чудо: АН выудил его записку с вопросом о Булгакове из целого сонмища других посланий. Ответ необычайно порадовал Стаса:
— Ну, знаете, Булгаков, это же… — АН развёл руками, показывая нечто необъятное. — Если бы мы могли читать его книги раньше, он бы ещё сильнее повлиял на нас.
А в начале апреля 1987-го Станислав столкнулся с АНом буквально нос к носу около магазина у метро «Юго-Западная». Подойти не решился, но сообразил, что писатель живёт где-то рядом. Позвонил в справочную службу, и случилось второе чудо — ему запросто дали номер классика. Вроде по закону и не должны были, но ведь бардак кругом, а Стругацкий — это вам не Громыко.
Потом был телефонный разговор:
— Я слушаю вас.
— Здравствуйте, попросите, пожалуйста, Аркадия Натановича.
— Это я.
— Здравствуйте, меня зовут Станислав, я очень люблю ваши книги, и я живу совсем рядом с вами, пожалуйста, приходите ко мне и гости.
— Ну, я понимаю вам это будет удовольствие, а что я с этого буду иметь? И, вообще, кто вы такой?
В этот момент Станислав сделался весь мокрый, но, собрав остаток сил, произнёс:
— Я — президент Ордена Святого Мики.
АН помолчал, слышно было, как он тяжело дышит в трубку, потом сказал:
— Ну, раз такое дело, придется уважить. Приготовьте-ка бутылочку коньяка, закусочку и встречайте меня у моего дома в субботу, четвёртого в девятнадцать нуль-нуль.
Он встретил АНа у подъезда. От дома до дома идти было минут семь. Сидели в комнате, пили коньяк, разбавляя его пополам минералкой — по инициативе АНа, конечно. И потом всегда так было: с яблочным соком, с лимонадом, с компотом, с чаем — но всегда пополам. Говорили в основном о книгах Стругацких, но АН заставил и Стаса рассказать немного о себе. Но вообще, потрясённый самим фактом встречи поклонник почти ничего не запомнил. Под занавес был подписан седьмой том «Библиотеки современной фантастики». Надпись была такая: «Президенту Станиславу и вицше Лене с наилучшими пожеланиями». Вицша, то есть вице-президентша Лена — это подруга Стаса, подошедшая в конце вечера. Вообще, по наблюдениям многих, у АНа существовал стандарт первой надписи для незнакомых и малознакомых людей: «Такому-то — дружески». На свежего человека это действовало неотразимо. А те, с кем продолжалось общение, постепенно дорастали до ласкательных имён, конкретных пожеланий и афоризмов. В случае со Стасом уже первая надпись получилась не совсем ординарной — рождалась уникальная дружба с первого взгляда.
Потом он проводил классика до дома, а как вернулся, уже не помнил совсем — осталось только ощущение абсолютного счастья.
Дальнейший рассказ будет логичнее вести от первого лица.
Вспоминает Станислав Агрэ
Он бывал у меня ещё несколько раз. А я у него — намного чаще, пожалуй, чаще, чем раз в неделю. И так — три с лишним года до самого отъезда в Америку в декабре 1990-го.
Через некоторое время АН произвёл меня в магистры Ордена Святого Мики — сказал, что слово «президент» тут не подходит.
У меня установились необыкновенно тёплые отношения и с Еленой Ильиничной. Когда АН работал, мы, бывало, подолгу беседовали с ней на кухне, как правило, о проблемах чисто практических или, как говорится, «за жизнь». Я понимал, как нелегко быть женою великого человека, всю жизнь быть в его тени, поэтому я всегда старался быть с ней как-то помягче, понежней, и она чувствовала это и платила тем же. АН сам говорил мне о том, как она меня любит. Когда стало совсем плохо с продуктами и в магазинах уже не было ровным счётом ни черта, а на рынках очень дорого, я познакомился с мясниками, и за небольшую доплату брал у них прекрасные куски не столько для себя, сколько для АНа, и частенько сам разделывал это мясо на кухне под руководством Елены Ильиничны. Потом стал покупать и другие продукты. Я стал для них почти членом семьи.
Как-то АН спросил меня:
— Как твоё отчество?
— Ни за что в жизни не угадаете!
— Ну и?
— Аркадьевич.
Долго мы с ним смеялись. Нет, я не чувствовал себя его сыном, впрочем, допускаю, что он относился ко мне почти по-отцовски. Я же воспринимал его одновременно как небожителя, олимпийца и как старого, очень близкого друга.
Мы с ним сидели часами, попивали коньяк, я пел ему песни. Вообще, гитара ему не нравилась, но,
