Он ходит в кино, читает, пишет письма, получает письма. Вот, например, такое от БНа:
«…Ну, что ещё? Вчера выступал у нас тов. Ю. Медведев. Как он пел — о достойнейший из учеников Базиля!
Скучно и грустно АНу. Хочется домой, пробовал даже обменять билет.
«1.03 — Письмо от Крысы. Очень приятное. Люблю».
5 марта вдруг начинает делать выписки из исторического сборника А.А. Введенского «Строгановы, Ермак и завоевание Сибири», изданного в Киеве в 1949 году. Замышляет сюжет исторического романа.
Ну а выпускают его «на волю» с явным улучшением, рекомендации — просто смехотворные: гимнастика, обтирания и — главное — избегать переутомления. Вот это вряд ли получится. АН умеет не работать совсем, но работать с какими-то ограничениями он не умел никогда, да так и не научится. А тем более воевать с чиновниками и при этом оценивать, сколько злобы можно выместить, выплеснуть, а сколько будет уже вредно для здоровья. В общем, это самое верное и самое неисполнимое пожелание любого врача: не переутомляться, не нервничать, щадить себя.
А тут ещё 27 марта на АНа в очередной раз, как ураган, налетел Тарковский, экранизация «Пикника» стала облекать конкретные формы, и всё заверте…
Но этой теме мы намерены посвятить отдельную главу, а здесь лишь скажем, что весь конец 70-х прошёл под знаком «Сталкера» и времени на него было убито больше, чем на любую отдельно взятую повесть, даже больше, чем на роман «Град обреченный». Вот и ещё одна причина падения творческой эффективности.
В середине июля произойдёт историческая стыковка кораблей «Союз-19» и «Аполлон», одновременно на другом корабле — «Союз-18», пристыкованном к станции «Салют-4», Климук и Севастьянов устанавливают рекорд длительности пребывания на орбите — 63 дня. Но к этому времени АБС уже утрачивают былой интерес к космосу, и никаких упоминаний о данных событиях в письмах и дневниках мы не найдем. Зато сами космонавты начинают проявлять всё больший интерес к писателям-фантастам.
В феврале возвращается из своего первого и тоже рекордного на тот момент полёта (тридцать суток) Георгий Михайлович Гречко, уже тогда большой поклонник АБС, только авторы ещё не знают об этом. Но теперь он уже не просто член отряда космонавтов, а всесоюзная знаменитость, и значит, вполне достоин личной встречи со своими кумирами. Их знакомство произойдёт в конце марта при обстоятельствах, достойных отдельного рассказа.
Всякий советский космонавт, особенно сразу после полёта становился желанным гостем в любой организации, в любом учреждении, на любом мероприятии, и повсюду, где он выступал, обычно бывало и телевидение. Приглашения сыпались, словно из рога изобилия, и космонавт, как настоящая звезда, мог себе позволить выбирать, куда ехать, а куда нет. Когда Гречко позвали в один из подмосковных клубов любителей фантастики, начальство, может быть, и не очень поддержало такую идею, но Георгий Михайлович загорелся. И телевидение тоже загорелось. А Георгий Михайлович возьми да и скажи: «Только я обязательно хочу, чтобы вместе со мной выступили братья Стругацкие, ну, или хотя бы один из них». Ему пытались намекнуть, что любой Стругацкий — это для ТВ персона нон грата. Гречко возмутился ужасно и просто потребовал выполнить условие: либо со Стругацкими, либо он вообще не придёт. А эфир уже был спланирован, и телевизионщики вместе с их кураторами из ЦК сломались. Так АН (БН был далеко, в Ленинграде) впервые оказался в эфире.
Георгий Михайлович очень надеется, что этим своим поступком помог тогда любимым писателям хоть чуточку. Он считал это законной благодарностью за их книги, которые во многом сформировали его как личность, как лётчика-космонавта. Потом он не раз бывал и дома у АНа, и на многих заседаниях Совета по фантастике и вообще, как мог, поддерживал АБС. Это было очень важно в те годы.
Вспоминает Георгий Михайлович Гречко:
«По возрасту я — почти ровесник Бориса Натановича, но Аркадий Натанович всё-таки старше, и потому, наверно, мне так запомнилось, что я был ещё мальчишкой, когда начал читать их книги. Ну, действительно — они уже писатели, а я кто? На космонавта ещё не выучился. И, во- вторых, фантастикой я увлекался с самого детства. Так что Стругацких читал сразу — всё, что выходило. Мальчик, прошедший оккупацию, я мечтал стать снайпером, танкистом, лётчиком, потом начал мечтать о межпланетных путешествиях. А кто писал об этом? Можно было по пальцам пересчитать. Книги Стругацких мгновенно выделились, даже на фоне зарубежных, и я в них просто впивался: „Страна багровых туч“, „Путь на Амальтею“, рассказы — „Белый конус Алаида“, про этот кибернетический зародыш, „Ночь на Марсе“, я его часто цитирую, „Почти такие же“ — это же про нас! А какой остроумный финал у „Полдня“ — „Какими вы будете“, про этого человека из будущего… Поверьте, я очень давно всё это перечитывал, а помню, как если бы это было вчера.
Потом наступила пора по-настоящему крупных вещей. Я очень люблю „Попытку к бегству“ и, конечно, „Трудно быть богом“ — как продолжение темы. Не судите меня строго, я всё-таки всю жизнь серьёзно занимаюсь космосом, и большее влияние оказали на меня не „Улитка на склоне“ и не „Гадкие лебеди“, а те первые книги, героические. Мне хотелось быть таким, как герои Стругацких. И я считаю, что в значительной степени они меня сделали таким. „Хищные вещи века“ мне тоже очень понравились. Книжный развал — как это они точно угадали! У нас же тогда хорошую книгу только из-под прилавка доставали… А сегодня — всё что хочешь, и Стругацкие лежат на развале…
Но главная там мысль: никакая техника не поможет в борьбе с социальными проблемами. Это меня поразило ещё и в „Попытке“, но больше всего — в „Хищных вещах“.
Когда в космос летел, я взял с собой три книги — не для того, чтобы читать, а из благодарности к авторам: „Трудно быть богом“ с „Далёкой Радугой“, „Леопарда с вершины Килиманджаро“ Ларионовой и „Нашего человека в Гаване“ Грэма Грина. Помню, Грин был страшно поражён, когда я подарил ему эту зачитанную книжку, побывавшую в космосе.
Я горжусь передачей, которую вёл несколько лет, — „Этот фантастический мир“, первой и последней на нашем телевидении, посвящённой фантастике, она заслуженно получила премию Европейского общества фантастов, и там у нас несколько раз выступал Аркадий Натанович.
А ещё была передача „Спор-клуб“, это уже моя, авторская. Ею я тоже горжусь. Как-то решили мы поспорить о фантастике (там не было Стругацких, но книги их я, конечно, держал в голове). А собрались ребятки молодые, глазки горят, ну, я и спрашиваю: „А зачем вам фантастика? Если любите приключения — есть приключенческая литература, если философию — философская, если науку — научно-популярная. На черта вам эта фантастика?“ Специально путая их, выводил на правильный ответ, и они вышли на него. Фантастика позволяет всё соединить и так заострить ситуацию, чтобы вопрос решался на пределе возможного. Я горжусь этой передачей.
Среди космонавтов — каждый второй любитель фантастики, но большинство читали её только в юности, а я вот — до сих пор, правда, современную не люблю, старую перечитываю. И любовь у нас была взаимная: я приходил на эти семинары, мои выступления всем нравились, я там говорил правду, хотя время было такое, когда правда не слишком котировалась, но мне как-то удавалось… Фантастика, да и только! Я