Чандо их пожалел — не дал с голоду помереть.

Поговорили они так, и кузнец сказал:

— Ну и хорошо. Судите тут сами, а я домой пойду. Поесть захотелось.

Как он это сказал, мать парня зашла в дом, вынесла две чашки 8 риса, а может и три, дала кузнецу и говорит:

— На, возьми, завяжи в полу9. Детишки-то дома, верно, заждались.

Он завязал рис в полу, потом она дала ему вареной чечевицы и соли. Кузнец завязал это все и ушел. Остальные пожевали табаку с известью 10 и разошлись тоже.

Денька через два до дядьев дошел слух, что парень разузнаёт про отцовскую землю.

— Ладно,— говорят,— надо нам со знающими людьми здесь в округе потолковать: не лучше ли нам отдать ему землю самим, без тяжбы.

Так они и вправду сделали — пошли просить совета туда да сюда по соседним деревням. Кому ни расскажут, как рассудили шакалы с их племянником, когда тот за коровой ходил, все им говорят:

— Отдайте ему его добро миром. Если вы так сейчас сами не сделаете, потом стыда не оберетесь. Гляньте, за него и звери лесные стоят. Мы-то, люди, можем промеж себя сговориться и народ обвести. А что, если Чандо сам за это возьмется и парень докажет, что вы забрали его добро не по чести? Тут всё обернется непросто.

Походили они так, посоветовались и решили: «Ладно, давайте отдадим ему то, что его. Ведь в ту пору, как мы забирали это добро, мать-то его говорила, что она была на третьем месяце, когда умер муж. А вдруг кто докажет, что это правда? Что мы тогда найдем сказать? Думай не думай, как тут уйдешь от позора? Раз уж на то пошло, давайте отдадим ему все, что его. Так и промеж себя мир сохраним. А не отдадим, как бы и такой день не пришел, что сами заспорим, а не то рано или поздно дети наши заспорят».

Пораздумали они так и принялись варить пиво11. Как поспело пиво, позвали парня и его мать и народ из деревни и все обсудили как следует. А потом отдали ему коров, и поля, и всякое другое добро.

Тут и конец. Так парень вернул свое добро. Правда это или неправда, не знаю — так люди рассказывают.

В давние времена, говорят, был в одной деревне у одного человека зять. Раз, говорят, пришел он в гости к тестю и теще. Теща рис и приправу готовит и с зятем разговор ведет. Так и вечер настал.

Ну а приправу старуха готовила из свежих побегов бамбука. Сготовила, воды принесла — зятю руки помыть перед едой — и стул 1 ему поставила около двери. Вымыл он руки, назад в дом вошел и сел на стул, а теща подала ему рис с приправой. Ест зять и думает — приправа мясная; дивится только, что кусков мяса не попадается. Вот он и спрашивает у тещи:

— Послушай, матушка, из чего это ты приправу сготовила? Мне что-то не разобрать.

Ну а за спиной у него была дверь из бамбука.

Теща и говорит:

— Оглянись-ка, сынок, увидишь, из чего я тебе приправу сготовила.

Повернулся он назад, видит бамбуковую дверь. Взглянул на нее и ничего не сказал. Старуха тоже ничего не добавила.

А зять думает: «Приправа-то нежная, лучше и не бывает. Подожду-ка я, пока все уснут, да и унесу дверь с собой». Вот что он надумал.

И вправду поели и спать улеглись. Он подождал, чтобы все заснули, тихонько встал, отвязал дверь2 и, не дожидаясь утра, взвалил ее на спину и зашагал прочь. И все это так, что никто и не заметил.

Поутру с петухами проснулись домашние тестя, глядят: двери-то не видать. Стали звать зятя, он не отзывается.

— Взгляните, где зять,— говорят.— Что он не откликается? Посмотрели везде — зятя нет. Тут старуха как захохочет.

Дочки спрашивают:

— Что это, матушка, ты так смеешься?

Старуха им говорит:

— А ведь верней всего, дочки, это муженек вашей сестры удрал с нашей дверью. Вчера я дала ему рис с подливой из бамбуковых ростков. Он меня спросил: «Слушай, матушка, из чего это ты приправу сготовила? Мне что-то не разобрать». А я возьми да и скажи: «Оглянись-ка, сынок. Увидишь, из чего я тебе приправу сготовила». Потому-то, наверно, он дверь и уволок.

Услышали они это, сами долго смеялись и говорили:

— Наш зять-то страх какой глупый.

И вправду этот дурень, как пришел домой с дверью, сразу ее разломал, порубил палки в мелкие щепки и говорит жене:

— Сготовь мне из этого сегодня подливу.

— Какую подливу сготовишь из этого? — удивилась жена.— Неужто сухой бамбук можно есть? Мыслимое ли дело? Ну и глупый же ты.

— Вовсе нет, он очень вкусный, — говорит муж.— Вчера я ходил к твоей родне. Твоя матушка угостила меня подливой из этого. Хочешь верь хочешь нет, только я говорю, мне показалось, будто это мясная подлива. Вот почему я незаметно унес эту дверь; сами они мне ее не дали бы.

— Кто будет есть эти сухие щепки, если ты заставишь меня приготовить из них подливу? — спрашивает жена.

— Хорошо,— говорит он.— Если ты и другие не захотите, готовь для меня одного.

Раз он никак не хотел ее слушать, она и вправду сделала из этих щепок подливу и подала ему к вареному рису. Вот он налил на рис соусу, перемешал пальцами хорошенько и набил полный рот, а жена стоит, смотрит. Рис с этой водой ему не очень пришелся по вкусу, так он выудил кусок бамбука и принялся его кусать. Видит жена, как он деревяшку разгрызть старается, не удержалась и ну хохотать. Тут и он сам рассмеялся.

— Ну и подливу ты приготовила,— говорит.— Не умеешь ты ее готовить, невкусно у тебя получается. Как тебя угораздило куски недоварить? Матушка твоя в своей подливе, чем меня угощала, их так разварила, что я и кусочка найти не мог. А ты мне даешь одни куски неразваренные. Какие я нарубил, такие они и остались. Ты их нисколько не разварила.

— Не знаю я, как такую подливу готовить,— отвечает жена.— Лучше сам себе приготовь.

Он и вправду сам стал варить, только разварить не сумел. Зато уж все посмеялись над ним. С той поры прозвали его дурачком и немало этим дразнили.

Вот и сказке конец. Вся она тут.

Давным-давно, говорят, было дело. Раз чья-то коза забрела в чужой двор. Только вошла, хозяин хвать ее и убил, хоть и знал, что коза-то чужая. Заколол и в дом снес.

Как солнце стало садиться и сумерки наступили, пришли хозяева козы, спрашивают:

— Посмотрите, не забрела ли к вам случаем наша коза?

— Кто ее знает,— им отвечают,— забрела она или нет. Мы не видали. Взгляните сами в козьем загоне, может, она и впрямь там.

Вынесли светильню, посветили в козьем загоне, да ведь козы-то там не бывало, и соседи ни с чем ушли восвояси.

В полночь козу освежевали, тушу порубили помельче, часть мяса тут же съели тайком, а часть