никогда не была в теле. А тут, как змей-то не стало, она зачала и с той поры, говорят, стала пышная.

После того дней десять или двенадцать парень клал краба ночью на грудь, потом сообразил: «Нынче мне больше ничего не грозит. Похоже, все опасности позади». Пораскинул умом и говорит сам себе: «Краб устроил мне жизнь: он меня женил и раджей сделал. Надо мне найти для него местечко получше и отнести туда».

Вот раз он сказал крабу:

— Слушай, приятель, ты давно уж мне помогаешь. Ты спас меня от многих опасностей, а мне нечем тебя отблагодарить. Скажи мне, чего ты хочешь.

— Хорошо,— отвечает краб.— Я ведь, сам знаешь, спас тебе жизнь.

— Верно,— согласился тот.— Ты мне жизнь спас. Никто этого не отрицает.

— Так вот,— говорит краб.— Ни о чем больше я тебя не прошу, сделай мне одну милость. У раджи много прудов. Отнеси меня в такой пруд, который никогда не пересыхает и где во всякое время года много воды, и оставь там. А если меня кто-нибудь случаем выловит, ты меня вызволи.

И вправду он отнес краба в пруд, который никогда не высыхает, и сказал ему на прощанье:

— Живи теперь как знаешь, а если случится, что я приду сюда искупаться, выходи мне навстречу, пожалуйста.

И ушел.

С полгода прошло, и прослышали старший брат и другая родня, что младший стал раджей и владеет царством. И вот раз поехал молодой раджа на слонах и конях навестить старшего брата. Приехал и говорит старшему брату и невестке:

— Глядите, вы оба, вы все лентяем меня величали. Как же тогда это выходит, что я могу ездить на слонах и конях, а вы, хоть и трудитесь столько, никогда ни на слона, ни на коня не влезали?

Они не нашли ни слова на это ответить. Потом устроили ему угощение, и младший брат им сказал:

— До каких пор вы здесь будете мучиться? Я добыл для нас царство. Поедемте, я возьму вас туда.

— Нет,— отвечают они,— в этом году мы уехать не можем. Приезжай на будущий год.

Так младший брат получил полцарства. Как прошло шесть лет или семь, это значит, с той поры, как он все получил, он привез старшего брата с женой. Стали они жить вместе. Он им говорил:

— Раньше вы меня не уставали бранить, лентяем меня обзывали. Глядите теперь, разве не я, ваш лентяй, раджей стал? А вы так много работали, почему вы не стали раджами?

Говорил он им так, потом кончил. Не стал больше так говорить. «Если я много буду так говорить,— сказал он сам себе,— брат и невестка обидятся. Они могут сказать: „Он для того и взял нас сюда, чтобы мы слушали такие речи. Давай уйдем обратно и кончим с этим». Подумал он так и перестал говорить. Кончил раз и навсегда.

Потом оба брата ушли с земель другого раджи и выстроили себе дворец на новом месте. И стали там раджами на веки веков. Детей завели, стало их много.

Вот и кончаю я эту сказку. Хватит того.

Жила на большом дереве Гунджхи-голубка. Снесла она пять раз по двадцать и еще шесть яиц1, и два из них были в локоть длиной. Увидала она эти огромные яйца и испугалась. «Какой лиходей прячется в них: дантар или дано?» — думает.

Расколола она сто четыре яйца — помогла птенцам выйти, а эти два трогать не стала. «Надо мне бежать с моими детьми, ноги уносить, пока целы, а то дано нас убьет». Оставила большие яйца в гнезде, а сама убежала и птенцов с собой увела — пять раз по двадцать и еще четверых. В пути встретился ей шакал — он у ручья сливы ел. Услышал шакал птичьи голоса и спрашивает:

— Эй, вы кто такие? Как вы смеете летать над моим царством? Я здесь главный советник.

— Это добрая весть,— говорит птица.— Советник здешнего раджи — мой брат. Я иду к нему в гости.

— Какая ты мне сестра? — отвечает шакал.— С чего бы моей сестре быть среди тех, кто летает?

Но она его заставила признать ее. Он спросил, откуда она идет, а она рассказала, что с ней приключилось.

— Сестрица, бросать свои яйца — великий грех. Вернись, расколи их. И не бойся. Там ведь твоя плоть и кровь.

Полетела птица обратно к дереву, пять раз вокруг него облетела 2 и говорит птенцам:

— Будете мне подмогой.

Она заставила их сесть на каждую веточку, на каждый листок вокруг нее, чтобы быть ей защитой. Через несколько дней послышалась в яйцах жизнь — кто-то там зашевелился. Она их расколола, и оттуда вышли два царевича: один был Гунджх-мара, другой — Гунджхира.

Задумалась птица: «Чем мне их кормить?» — и принялась она плакать вместе со всеми своими детьми. Той порой Махадео и Парвати пришли дров нарубить. Услышала Парвати плач и сама тоже заплакала, и пришлось Махадео пойти вместе с ней — посмотреть, что случилось.

— Гляди, сестра, у меня сто четыре птенца, и для них я могу добыть проса и червяков. А как мне прокормить этих царевичей?

Махадео дал Парвати какое-то снадобье, и у нее из грудей хлынуло молоко. Стала она каждый день приходить — кормила царевичей и домой уходила.

Раз Гунджхи говорит Парвати:

— Поучить бы тебе их, сестра.

Парвати надела на них кой-какие украшения и спрашивает, чему они хотят научиться.

— Стрелять,— говорят они.

Гунджхи сразу позвала двенадцать братьев агариев и двенадцать братьев лохаров, и они сделали луки и стрелы для юношей. Те быстро научились стрелять и пошли на охоту. Видит Парвати, какие они стали умелые и самостоятельные, и сказала им:

— Идите, сыновья наши, живите, как сами знаете. Гунджхи это пришлось по душе. Юноши ей говорят:

— Матушка, мы уходим. Будет тебе в нас нужда, только позови — мы в тот же миг будем к твоим услугам.

Они коснулись ее ног на прощанье и ушли. К вечеру они пришли в Сурджалпур и решили остановиться там на ночь. У колодца спрашивают девушек, что воду брали:

— Девицы, где нам в деревне место найти — ночь скоротать?

Девушки отвечают:

— Вы ведь царевичи. Почему во дворец не идете? — А друг дружке меж тем говорят: — Какие красивые!

— Зачем нам идти во дворец? Почему бы в деревне не заночевать? — говорит старший брат.

Пока они так толковали, дошли до последнего дома. Хозяйка была там вдова. Жила она тем, что по чужим гумнам мякину после молотьбы подбирала и веяла — забытые зерна искала. К ней и стали царевичи проситься переночевать. Увидела она их, рассердилась.

— Идите к радже,— кричит.— Нет здесь ничего, одна мякина — двенадцать горшков. А по ночам ходит в деревню большая рыба бод и каждый раз уносит кого-нибудь.

— Не сердись, бабушка,— сказал старший брат и дал ей золотой.

Это ее успокоило, она им поесть приготовила и соломы, где спать, разостлала. Улеглись они, села она рядом с ними и стала про рыбу рассказывать. Старший-то брат так устал, что сразу уснул. А младший до конца все прослушал и от страха и гнева сон у него как рукой сняло.

В полночь он встал и спрятался за большим деревом возле озера, где рыба жила. Только она вышла, юноша на нее закричал, пустил стрелу и убил ее. Он отрезал у нее уши, плавники, хвост и кусок печени и