кормила его, а после уж ела сама. Теперь, как не стало его, мне не найти места от горя.

— Не горюй, бабушка,— говорит шакал.— Я тебе буду вместо него. Теперь будешь давать еду первому мне.

Ладно,— отвечает старуха.— Ну идем.

— Может, мне лучше попозже, поближе к вечеру — спрашивает шакал.

— Хорошо. Только приходи обязательно, не обмани,— говорит та.

— Будь спокойна, не обману.

Старуха домой, а шакал пошел рыскать по лесу — созывать своих соплеменников. Собралась их целая стая. Под вечер пришли все к дому Ануа.

Старуха выходит к ним к говорит:

— Садитесь, сынки, садитесь.

Сели они, а старуха как начнет причитать:

— Ой-ой! Помер мой сынок Ануа! Ой-ой! Помер мой сынок Ануа!

Так, говорят, она причитала. Тут шакал говорит:

— Не плачь, бабушка. Успокойся, кончай. Хватит плакать. Кто умер, того не воротишь. Кончай плакать. Лучше сготовь нам поесть.

Ну, она ополоснула горшки, в хижину их унесла, стала огонь разводить. А шакал ее просит:

— Бабушка, ты бы нас пока привязала, а то мы, неровен час, передеремся.

— Верно, сынок,— отвечает старуха.— Ты правильно говоришь. Дай-ка я сперва вас всех привяжу.

Взяла она веревки — чем волов запрягают — и привязала всех шакалов, а того нахального шакала связала крепко-накрепко.

— Сперва, сынки,— говорит,— я напеку лепешек, и мы сразу их поедим. А рис варится долго, я сготовлю его потом.

— Ладно! Хорошо! — закричали шакалы.— Только не медли с лепешками.

Старуха поставила на огонь сковородку и, когда та хорошенько нагрелась, начала на нее водой брызгать. Вода зашипит, а шакал приговаривает:

— Слышите, ребята, как там вкусно шипит. Ох как нас сейчас угостят!

Этот нахальный шакал даже подскакивал от нетерпения.

А Ануа до той поры лежал в бхитаре. Тут он встал потихоньку, отыскал палку, сжал ее покрепче в руке да как выскочит наружу, как примется бить шакалов — только успевай поворачиваться. Шакалы погрызли веревки и разбежались. Один этот нахальный шакал не смог справиться со своими веревками, и Ануа исколотил его до беспамятства, а потом так и оставил валяться во дворе всю ночь до зари.

Под утро Ануа стащил его вниз к реке на гхат и привязал там к колу, а рядом положил хорошую палку. Тут и пошло: как придет женщина за водой, первым делом угощает шакала палкой. Исколошматили его так, что он весь распух.

Ночью пришли напиться другие шакалы. Попили и спрашивают:

— Слушай, ты. Чем это ты кормишься, что так разжирел? На чем можно так раскормиться? Мы вот ничуть не жиреем.

— Я кормлюсь рисом,— говорит им шакал.— Кто ни придет сюда за водой, всяк несет мне горстку риса.

— А нам тоже дадут, если нас к колу привязать? — спрашивает один.

— Дадут, как не дать,— отвечает шакал.— Станут ли всех вас кормить, не скажу, а одному-то непременно дадут. Если не веришь, отвяжи меня, а я привяжу тебя на свое место этой же самой веревкой. Будь спокоен, завтра, едва рассветет, тебя кое-чем угостят.

Тот шакал обрадовался.

— Хорошо,— говорит.— Я попробую сделать, как ты говоришь.

И вправду, сказал он так и отвязал нахального шакала, а сам встал на его место. Наутро, только заря загорелась, он видит: пять женщин спускаются за водой. «Ну,— говорит он сам себе,— пять человек сюда идут. Уж пять-то горстей они принесут. Эх и поем я!» Только успел так подумать, женщины подошли и горшки на землю поставили8. Одна взяла палку да и вытянула его по спине. А за ней все остальные по очереди. Шакалу это пришлось совсем не по вкусу. Начал он прыгать, стал рваться изо всех сил — лишь бы освободиться. А тут подошло еще несколько женщин. Видят, шакал скачет, и принялись бить его снова и снова, пока не забили до смерти.

А тот нахальный шакал вовремя унес ноги.

Вот и конец.

Жил-был богач. Было у него много коров и большой-пребольшой бык. Когда его стадо гнали пастись в лес, тигр всегда говорил: «Если б мне съесть этого быка,— он такой жирный,— я много дней был бы сыт».

Был там еще вор. Он тоже всегда говорил: «Если бы мне украсть этого быка, я бы продал его и получил кучу денег».

Как-то раз в месяце бхадор тигр и вправду решил утащить быка. То же задумал и вор.

Тигр еще днем забрался на кукурузное поле, спрятался там и стал ждать. «Пусть-ка люди уйдут спать,— говорит он сам себе,— тогда я мигом схвачу быка и утащу его в лес». А вор заприметил тигра и думает: «Бык-то сам из коровника вышел. Мне его и красть не приходится. Он сам ко мне пришел». Взял да и накинул на тигра веревку. Обвязал его веревкой за шею и принялся лупить и тянуть. Утро уж близко, а он все его тащит к лесу и лупит по голове изо всех сил, так что тигр совсем обалдел.

Стало светать. Вор глядит: матушки, да это тигр! Разом бросил веревку и бежать без оглядки. Он в одну сторону, а тигр — в другую, прямо в лес со всех ног припустил.

Увидел его шакал и спрашивает:

— Куда это, дядюшка, ты так торопишься?

— Сам не знаю, племянничек,— тот отвечает.— Нынче ночью попался я головобойцу. Всю ночь напролет он меня по голове колошматил.

— А на кого он похож, этот головобоец, дядюшка? Поди-ка, покажи мне его.

— Будь уверен, сынок,— говорит тигр,— к головобойцу я не пойду. Взгляни-ка туда, вон он там. Сам и иди.

— Интересно мне, дядюшка. Пойду погляжу,— сказал шакал и ушел.

А вор сидел неподалеку и думал со страхом: «Ведь он мог меня сожрать, этот тигр-то. Не пойму, отчего он меня не сожрал». Тут он заметил шакала, лег плашмя и одеждой сверху укрылся.

Шакал вокруг него обошел и говорит сам себе: «Какой он из себя, этот головобоец? Хорошо бы на него посмотреть». И двинулся к его голове.

Той порой вор незаметно высунул руку, схватил шакала за хвост у самого корня да как примется его крутить — точно так, как узел с ракушками крутят, когда известь жгут1. Крутил, крутил, пока не устал, и швырнул прочь.

Шакал ужас как перепугался. Пустился бежать, а сам весь дрожит. Прибежал к тигру и говорит:

— Дядюшка, это не головобоец. Это захвосткрутилыцик. Ты меня обманул.

Бегут они вместе и встречают медведя.

— Куда это, племяннички, вы так торопитесь? — спрашивает медведь.

— Ты, дядюшка, не поверишь,— отвечает шакал.— Захвосткрутилыцик меня за хвост так страшно крутил, что я думал — помру.

— Ну-ка, из каких он, племянничек? — спрашивает медведь.— Не из тех ли, кого я поел немало?

— Что ты, дядюшка, верно уж нет! Тебе такого не съесть, я-то знаю. Хочешь, попробуй, съешь ты его или нет.

Пошел медведь, куда ему показали. Вор сидел на старом месте. Увидел медведя и думает: «Он идет