В павильоне был накрыт стол. Всем командовала Айгуль.
— Надежда Михайловна! — обрадовалась Варя и бросилась к ней. — Как я рада! Ой, я же в гриме.
— Сними скорее, чего кожу зря мучить! А я с тобой пойду, помогу, а то Лиза занята! Борь, мы мигом!
— Давайте, давайте, девочки! Тут такие торты!
В гримерной никого не было. Варя сразу принялась снимать грим.
— Варежка, милая моя, это правда?
— Что? Вы о романе с Димой?
— Нет, я о другом романе.
— Надежда Михайловна!
— Девочка, это опасно!
— Почему? Он же такой…
— Ты что, всерьез влюбилась?
— Кажется, да.
— И у вас уже все было?
— Ничего! Ничего еще не было, даже не целовались ни разу!
— Это-то и настораживает!
— Почему?
— Потому что непохоже на Стаса. Он человек стремительный… Понимаешь, мне позвонила его мать, мы с ней не то чтобы подруги, но добрые приятельницы.
— И что она сказала?
— Спрашивала о тебе, вернее, дотошно выспрашивала. Я очень удивилась, а потом спросила напрямки, почему ты так ее интересуешь. Ну, она и сказала… что боится за сына, не помнит его таким…
— Ах, боже мой, Надежда Михайловна, Стасу тридцать шесть лет, неужели он настолько привязан к маминой юбке? Он что, отчитывается перед ней, с кем он уже спал, а с кем нет? Это дико, помоему!
— Согласна, но ничего этого нет, он абсолютно независимый парень, даже слишком… Но у него очень тяжелый характер… И вообще…
— Она просила вас меня напугать?
— Боже сохрани! Прости, прости, Варежка. Не знаю, зачем я вообще в это полезла. Вы взрослые люди, разберетесь! Еще раз прости!
Стас уже сидел за столом и томился. Рядом с ним плюхнулась пожилая костюмерша.
— Не возражаете? — спросила она кокетливо.
— Ну что вы, Валентина Григорьевна! — обаятельно улыбнулся он. А на сердце кошки скребли. Неужели тетя Надя, которую я знаю с детства, отговаривает Варежку от меня? Наверняка ей звонила мама! Зачем я проболтался маме? Идиот! Но так хотелось говорить о ней…
— О, вот и моя любимая артистка! — воскликнул Борис Аркадьевич. — И Надюша!
Варя вскользь глянула на Стаса. Ее, разумеется, посадили рядом с Димкой. Черт бы его побрал! От шампанского усталые и голодные люди быстро захмелели. Варе казалось, что она пьяна вдрызг, хотя выпила всего полбокала. Но взгляд Стаса пьянил куда сильнее шампанского.
— Варь, я его давно знаю, — шепнул Дима, — но таким никогда не видел. Ты его не очень мучай…
— Я разве его мучаю? — пугаясь собственного восторга, спросила Варя.
Дима не успел ответить, как вдруг изрядно захмелевший виновник торжества крикнул:
— Господа, Варя с утра мне обещала спеть! Лично для меня, а она так поет! Варюш, спой!
Она еще и поет! — испугался Стас.
— Я не знаю… — облизала пересохшие губы Варя.
— Спой, светик, не стыдись! — хлопнул в ладоши Макс. И добавил уже потише: — Обязательно будет кобениться, дура провинциальная.
Стас хотел было двинуть ему в морду, но не успел, Варя не стала кобениться.
— Я с удовольствием! Только не знаю что…
— Варюх, спой про акацию! — потребовал Семен Романович. — Господа, этот романс решил Варину судьбу! Когда я его услышал, сразу сказал себе — беру на главную роль!
— Хорошо! — просто сказала Варя. И запела. «Целую ночь соловей нам насвистывал…»
Надежда Михайловна вздрогнула. Голос Вари звучал совсем иначе, чем тогда, в заснеженном альпийском отеле. В нем появилась такая чувственность, такой призыв… Она искоса глянула на Стаса. Он был бледный, глаза как-то опасно прищурены… А она пела только для него, это сразу было понятно.
…Невозвратимы, как юность моя… — закончила она.
Раздались громкие аплодисменты. Борис Аркадьевич со слезами на глазах бросился целовать Варю.
— Еще, еще! — требовала публика.
— Господа! Господа! Минутку внимания! — крикнул вдруг Стас.
Все выжидательно на него уставились. Он был страшно взволнован. Варя испуганно замерла.
— Господа, во избежание кривотолков и недоразумений я хочу заявить: я люблю эту женщину и здесь, сейчас, прошу ее руки! Варежка, ты согласна?
Все в глубочайшем молчании глянули на Варю.
— Да, я согласна! — неожиданно даже для себя самой громко ответила Варя.
Стас одним молниеносным движением перемахнул через стол и схватил ее в объятия.
— Варежка, счастье мое! — и впервые поцеловал ее по-настоящему, в губы!
— Горько! — крикнул кто-то, все захлопали в ладоши.
Только Нина Мурадян перекрестилась и прошептала, ни к кому не обращаясь:
— Ну и какой после этого пиар?
Семен Романович в полной растерянности смотрел на жену.
— Надя, я ничего не понимаю! Я же только сегодня их познакомил… Как это может быть?
— Все бывает, Сенечка!
Все шумно обсуждали сенсацию, а Варя и Стас все стояли обнявшись, ни на кого не обращая внимания.
— Варежка, ты правда согласна? — шепнул он.
— Я, наверное, сумасшедшая, но да… Да! Да!
— Давай удерем?
— Давай!
— А куда?
— Куда хочешь! Теперь ты главный!
— Поехали ко мне! Не хочу больше в ту квартиру. Переедешь ко мне! Будем жить вместе!
— Хорошо! Будем!
Когда они уже сели в машину, где упоительно пахло ландышами, он сказал:
— Кончим съемки, съездим к твоей маме и сыну.
Что я наделала? Я совсем рехнулась! Даже не вспомнила ни о Никите, ни о маме! Но разве я могла сказать ему нет там, при всех? Он не пережил бы такого унижения… А разве я хотела сказать ему нет? Даже и помыслить не могла. Он моя судьба, это так ясно…
Они стояли на светофоре. Стас вдруг схватил с заднего сиденья охапку ландышей и осыпал ими Варю.
— Ты не из жалости согласилась? — вдруг спросил он. — Можешь еще отказаться… Я пойму…
— Ты совсем дурак, что ли?
— Ага, совсем! На всю голову! Тебе завтра когда на съемку?
— К девяти. А тебе?
— И мне! Значит, поедем вместе!
Вскоре они попали в пробку.
