— Кому велено оборонять эти ворота? Говорит сын кормилицы нынешнего главного военачальника, законный наследник чиновника из поместья Камада по имени Масамунэ, Камада-но Дзиро; чтобы лицезреть Вашу личность, я добился повеления господина владетеля провинции выступить впереди и победить!

Тамэтомо сказал ему в ответ:

— Слова типа с немощными руками. Ступай-ка ты вассалом в мой дом! Ворота защищаю я, Тамэтомо. Хоть мы и стали врагами когда-то, придётся тебе в схватке с твоим наследственным хозяином пустить в него стрелу. Когда тебя позовут пред лицо господина владетеля провинции Симоцукэ, ты должен будешь передать ему этот ответ. Тамэтомо тебе не противник. А теперь ступай назад.

Камада отвечал насмешливо:

— Действительно, тот, кто был наследственным хозяином, и теперь не стал виновен в восьми преступлениях[284]. Монарший рескрипт не замедлит воспоследовать. Эту стрелу пускает не Масакиё, это стрела, которую благоугодно выпустить великому бодхисаттве Хатиману! — и вместе с этими словами выстрелил.

Тамэтомо, не глядя на Комати, выстрелил в обращёное к нему левой стороной лицо соперника и без промаха попал ему в шейную пластину, прикрепленную к шлему. Сверх меры раздражённый, Тамэтомо не произвёл ответного выстрела, а вырвал и отбросил стрелу, прижал к своему боку лук и произнёс:

— Эй ты, Камада! Тебе не убежать от меня. Смотри, не перестарайся! Замков со стрелками восемь. Пошёл, пошёл! — он поднял правую руку, подзывая сподвижников, и погнал его прочь.

Потом воскликнул, обернувшись к Камада, когда тот побежал, пустив в ход и хлыст, и стремена:

— Куда ты побежал?! Не перестарайся, и ничего не забудь. Поймаю, откручу голову, разрублю на восемь частей и выброшу!

Хотя силы Камада и превосходили силы противника, он переоценил угрозу, решив про себя, что настал его последний час, а потому налёг на переднюю луку седла и, насколько хватило дыхания у коня, помчался на юг, к восточному берегу реки[285], нахлёстывая коня плёткой. Двадцать восемь всадников Тамэтомо и тридцать всадников Камада — беглецы и их погоня, — нахлёстывая коней, скакали так, словно ломали ноги у коней и рушили восемь больших гор[286]. Могучий голос Тамэтомо опять загремел подобно грому.

Он преследовал беглеца на протяжении трёх кварталов[287], но это расстояние только увеличивалось, поэтому Тамэтомо повернул назад со словами:

— Закалены-то мы закалены, это так. Только вряд ли этим всё ограничится. Господин судья[288] стар и о сражениях помышлять не изволит. Его вельможный старший брат, хоть и много о нём говорят, не настолько быстр. Долго преследуя соперников, мы удалимся от господина судьи, и это плохо — такое у меня есть сомнение.

Камада должен был вдоль речной долины бежать на запад, однако, считая, что нельзя господина Хатиро приводить вслед за собой в пределы лагеря господина Симоцукэ, он побежал в другую сторону. И противники его, и сторонники одинаково сочли его человеком сообразительным.

Камада убегал, спасая свою полную превратностей жизнь. Он пересёк Кёгоку[289] с юга на север, потом свернул, и прискакав к особняку Симоцукэ, вымолвил, тяжело дыша:

— Масакиё часто принимал участие в тяжёлых сражениях, но глазам его не доводилось встречаться со сражением, настолько заполненным топотом конских ног. Взять хотя бы этого коня: он издавна превосходит всех других, так что возникает одно только желание — скакать на нём. Масакиё выпустил стрелу в Хатиро Ондзоси, от избытка гордыни тот не соблаговолил послать ответную стрелу, а прокричав, что схватит меня голыми руками, разрубит и выбросит, что открутит и выкинет мою голову, он велел догонять нас. У меня было такое чувство, будто мне на шлем упали сверху громы небесные, — и в глазах потемнело, и душа напрочь исчезла, и сам я готов был упасть с коня, однако же судьба моя крепка и она помогла мне. Сил у меня ещё так много! — выпалил он и отдышался.

Владетель провинции Симоцукэ процедил сквозь зубы, за поводок придерживая коня:

— Полагаю, что Масакиё при мысли о Хатиро перетрусил. Что же касается Хатиро, то он нанесёт удар по Ёситомо. Насколько у него получится этот удар?! — и добавил: Начнём с того, что сегодня одиннадцатое число; теперь — час Тигра[290]. Значит, восток — направление неблагоприятное. Кроме того, стрелять из лука, обратясь в сторону солнца, неудобно. Направление удара нужно несколько изменить! — потом, проехав на юг по улице Кёгоку, достиг Сандзё, пересёк долину реки и сначала стал обозревать северный лагерь государя с севера, а потом, поднявшись на восточную плотину, повернулся к северу лицом.

Спустя совсем немного времени, он спросил:

— Кто тот человек, которому приказано оборонять эти ворота? Говорят, что это Минамото-но Ёситомо, владетель провинции Симоцукэ. Разве можно противиться, получив повеление государя?!

Хатиро:

— Получив повеление монаха-экс-императора, ворота обороняет представитель того же рода Хатиро Тамэтомо с острова Тиндзэй.

— Как же это? Коли ты сказал, что противостоишь мне, согласно государеву повелению, так срочно отступи! Почему это, ссылаясь на повеление императора, ты направляешь лук против собственного старшего брата? Как же удостоишься ты милости богов и будд?!

На эти слова Хатиро насмешливо отвечал:

— Если Тамэтомо удостоится милости богов, направляя свой лук на старшего брата, то как же господин изволит направлять лук на своего отца? Господину угодно считать, что он направляет лук, повинуясь государеву повелению. Но Тамэтомо действует, получив повеление монаха-экс-императора. В чём же различие между повелением монаха- экс-императора и повелением государя?

После этого он посмотрел вокруг: на расстоянии, как ему показалось, всего в пять тан[291] сидел на коне всадник, который заметно выделялся из толпы и выглядел как выдающийся военачальник. Словесная перепалка между ними продолжалась; по мере того как светало, внутренняя поверхность сдвинутого назад шлема становилась видна всё яснее.

— Как удачно вы избежали стрелы! Я сподобился небесной награды, и потому могу поразить цель всего одной стрелой.

Сказав это, он вложил в тетиву обычную стрелу с древком, сужающимся спереди, и поднял лук, чтобы выстрелить.

— Подожди чуточку. Покуда войско не удалилось, поразить полководца всего одной стрелой было бы бесчувственно. В первую очередь, государь и монах-экс-император — августейшие братья; господин канцлер и господин Левый министр тоже братья; господин судья и господин владетель провинции Симоцукэ тайно договорились между собою: «Ты приезжай во дворец. Я к монаху-экс-императору не поеду. Если победит войско экс-императора, ты пригласи меня и приезжай сам. Не знаю, насколько это обещание крепко. Кроме того, и враг от своего врага зависит. Сам я принадлежу к числу самых младших братьев. Если меня убьют, будет ли кому жалеть?»

Он снял с лука стрелу, потом снова заменил стрелу со звучащим наконечником и произнёс:

— Судо Куро, посмотри сюда! Иэсуэ[292], я готов теми стрелами, что в колчане, сбить наземь господина из Симоцукэ, — и, высоко подняв зажатые в кулаке лук и стрелы, до самой верхушки наконечника вдруг задрал стрелу вверх и выстрелил.

По дворцу и по экипажам разнёсся звук. Стрела сбила семь или восемь звёзд на шлеме[293] Ёситомо. Далеко позади него стояли ворота павильона Хосемон со створками толщиной в 5–6 сун[294] окованными железом. Стрела вонзилась в них больше чем до середины и осталась торчать. Наконечник стрелы раскололся и с треском упал. Воины враз изумлённо ахнули.

У владетеля провинции Симоцукэ потемнело в глазах и душа пришла в смятение; он уже готов был упасть с коня, крепко ухватился за переднюю луку седла, оперся на лук, надавил ногами на стремена и осмотрел внутреннюю сторону шлема. Кровь не текла, не было и раны. Немного успокоившись, он непринуждённо улыбнулся:

— Против того, что я слышал, рука у Хатиро огрубела. В самом деле, кто стрелял в такого соперника,