Джон Глостер, поначалу нерешительно топтавшийся в стороне, теперь приблизился. Он явно завидовал девочке, что та так вольно держится с женой его отца. Когда Анна повернулась к нему, он застенчиво улыбнулся ей. У него была открытая улыбка, а на щеках – две очаровательные ямочки.

«Он кого-то мне напоминает», – подумала Анна, невольно тронутая доверчивостью этого с детства лишенного матери ребенка.

В этот момент Кэтрин, сидевшая на коленях у Анны, тихонько охнула.

– Матушка, матушка, погляди туда!

Анна проследила за взглядом дочери. В конце аллеи появился, направляясь в их сторону, Уильям Херберт.

– Ты разве не встречала его в Понтефракте? Это же Уильям Херберт, граф Пемброк.

– Нет, матушка, я вовсе не это имела в виду. Поглядите, Христа ради – это же истинный Тристан!

Анна не сразу поняла, о чем говорит дочь. Но юный Херберт, высокий, широкоплечий, с длинными золотистыми волосами, в богато расшитом пурпуане, стянутом в талии, и с длинными навесными рукавами, в черных, облегающих стройные ноги трико и в самом деле поразительно напоминал миниатюру из «Смерти Артура». Анна невольно подивилась тому, как ее дочь сразу заметила это, затем взглянула на обомлевшую Кэтрин и засмеялась.

– Тебе нелегко будет стать его Изольдой, моя дорогая. В него влюблены почти все дамы при дворе, к тому же он помолвлен с Мэри Вудвиль, сестрой самой королевы.

– Правда? С этой заносчивой кривлякой? У нее длинный нос. Джонни, ведь правда, у Мэри Вудвиль длинню-у-у-щий нос?

Но мальчик не ответил, а бросился навстречу Уильяму. Похоже, он хорошо его знал, да и юноша весело приветствовал сына герцога.

Кэтрин же при приближении Уильяма вспыхнула и потупилась. Обычно бойкая на язык, она едва ответила на шутливое приветствие юноши и, прильнув к матери, украдкой поглядывала на него из-под ресниц.

Уильям встретился с Анной взглядом.

– Выше всяческих похвал. А улыбка у нее ваша.

Анне не удавалось растормошить дочь, но тут помог Джон. Он так панибратски держался с Уильямом, лез к нему на плечи, толкал его и дурачился, что и Кэтрин вскоре присоединилась к игре. А спустя несколько дней она уже как пришитая бегала за Уильямом, и Анне даже пришлось извиняться за ее навязчивость.

– Она очарована вами, Уил. Будьте к ней снисходительны, но учтите: если вы дадите ей помыкать собой – вы пропали.

– На все воля Божья, – отшучивался юноша.

Ричард оставался в Миддлхеме. Он осмотрел замок и нашел, что Анна прекрасно справилась со своей задачей вернуть поместью жилой вид. Внес он и свою лепту в украшение залов – среди ковров и гобеленов были развешаны начищенное оружие и щиты, а в простенках между пилястрами главного зала появились прекрасно выделанные оленьи и кабаньи головы, шкуры рысей. Резные тумбы украсились серебряными сосудами, с хоров свисали пестрые вымпелы и стяги, а в больших вазах ежедневно менялись цветы.

Теперь в Миддлхеме всегда было шумно, к герцогу постоянно прибывали люди, в большом зале всегда толклось множество народу, начиная от посыльных с королевским гербом вплоть до нищенствующих братьев-миноритов, собирающих подаяние для приютов и богаделен. Анна, бывая здесь, невольно наблюдала за мужем. Несмотря на всю свою неприязнь к нему, она не могла не отметить, как прекрасно он справляется с делами. Иных он принимал в большом зале, иных препровождали к нему в кабинет, кое с кем он беседовал, прогуливаясь по аллеям сада. И всегда он был собран, внимателен, точен и скор в решениях. С людьми держался непринужденно, порой бывал даже насмешлив, но настолько, чтобы не задеть достоинства собеседника. Он редко отказывал кому-либо в аудиенции, будь это рыцарь в золоченом поясе, духовное лицо или депутат от городской гильдии. Никто не мог сказать, что герцог не принял его, или, не выслушав, переправил к своим секретарям. Для наместника Севера эта повседневная рутина была столь же любимым занятием, как и фехтование по утрам или охота с соколом на Йоркширских пустошах. Именно поэтому люди предпочитали иметь дело с герцогом Глостером и не признавали королевских эмиссаров, по сути остававшихся не у дел.

Порой к Ричарду являлись такие посетители, с которыми он надолго запирался в своем кабинете, отменяя все дела. К таким относились и Роберт Рэтклиф, при появлении которого Анна обычно удалялась в свои покои, и Джеймс Тирелл, которого она когда-то, поддавшись бесовскому наваждению, приняла за Филипа. Тирелл учтиво поклонился ей, и она ответила ему кивком, однако вскоре отвернулась. В том, что она согласилась стать супругой Ричарда Глостера, она усматривала отчасти и его вину.

С мужем у Анны сложились холодно-учтивые и ровные отношения. Анна смирилась, и это было все, что требовалось Ричарду. Он не лишал жену известной свободы – и это было все, что требовалось Анне. Часто она уезжала помолиться над могилой матери в соседнем аббатстве. Обычно она там задерживалась, исповедуясь, причащаясь, отстаивая заупокойные службы. В эти поездки она любила брать с собой Кэтрин, ибо лишь здесь она могла называть ее дочерью. Девочка же, в соответствии с обычаем, звала жену отца матушкой. Так же звал ее и Джон. Мальчик тянулся к Анне, порой бывал надоедлив, но она мирилась с этим в угоду Ричарду. И хотя все обитатели Миддлхема знали, что именно Кэтрин стала любимицей госпожи, но не могли не отметить, что много внимания она уделяет и сыну герцога.

Однажды, когда Ричард под вечер вышел прогуляться в саду замка, он увидел, как Анна перевязывает Джону палец и негромко отчитывает его. Когда процедура завершилась, она притянула мальчика к себе и поцеловала. Джон застыл, прижавшись к ней, и Анна не противилась этому, что-то приговаривая и поглаживая его по голове. Когда же они, взявшись за руки, направились в дальний конец сада, откуда долетал лай Пендрагона и сквозь смех фрейлин слышался громкий голос Кэтрин, Ричард какое-то время стоял за деревьями, задумчиво глядя им вслед.

Той ночью, когда они, после соития, как обычно, заняли свои места по краям кровати, Ричард сказал:

– Я ваш должник за Джона, Анна. Благодарю вас, и, если у вас есть просьба, – я не откажу вам.

Анна приподнялась на локтях, глядя на мужа. Да, у нее давно созрела такая просьба.

– Я бы просила позволить нам с Кэтрин посетить Нейуорт.

Ричард помолчал какое-то время.

– Хорошо. Однако…

– О, не чините препятствий своему великодушию, Ричард!

Она села, сжав руки. При свете ночника Ричард видел ее миндалевидные глаза, длинные рассыпающиеся волосы, сползшую с плеча кружевную оборку сорочки. Как она хороша! И хотя Ричард только что обладал Анной, он вновь испытал желание, но сдержал себя. Он старался избегать излишеств во всем. Он еще помнил, как она бесстыдно вела себя с ним, когда он во второй раз овладел ею в их первую брачную ночь. Словно солдатская шлюха на сеновале. Стонала и извивалась. Похоже, что этот Майсгрейв развратил ее вконец.

– Я не сказал, что не позволю вам. Вы поедете в Нейуорт. Однако не тогда, когда вы в положении и долгий переезд может пагубно отразиться на плоде.

Когда он уснул, Анна еще долго ворочалась с боку на бок. При мысли о поездке в Нейуорт ее охватывало радостное волнение. Она так соскучилась по Гнезду Орла, по всем его обитателям! О, ей необходимо попасть туда, помолиться над могилами мужа и сына, пройти по старым куртинам замка, взглянуть, все ли в порядке в родовом гнезде Майсгрейвов. Пусть Кэтрин и получила новое имя, но Гнездо Орла – ее наследственное владение, и хорошо бы им вдвоем снова вдохнуть сырой, прохладный воздух Чевиота с площадки донжона Гнезда Орла.

И хотя впереди Анну ждало рождение наследника Глостеров, она буквально со следующего дня стала готовиться к поездке в Нейуорт. Торговцев, что привозили в Миддлхем свои товары, она нагружала заказами, прикинув, что и кому из обитателей замка хотела бы подарить. Своей милой Молли она привезет несколько штук добротных тканей и чепец из самого тонкого голландского полотна, который так пойдет к ее светлым волосам. Старой ключнице она подарит резной ящичек, окованный серебром, со множеством отделений для принадлежностей рукоделия. Для отца Мартина Анна заказала изданные в Лондоне «Жития святых» в богатом переплете и дорогие четки из янтаря и эбенового дерева. Для Оливера прибыли из Йорка