не узнает, где вы. Никто не найдет вас здесь, под землей. Ведь здесь тихо и величественно – как в храме. И я буду ваять вас. И когда я вынесу людям облик Мадонны – чистой, нагой, прекрасной, – они поймут, что вы и есть прообраз Богоматери, и сердца их исполнятся верой.

Он говорил еще и еще, ходил по пещере, размахивая руками, отчего его тень на стенах множилась и искажалась. Он нес сущий бред, в котором смешивались исковерканный религиозный пыл и патологическое остервенение маньяка. Но Эмма перестала его слушать, внезапно осознав, какую участь он ей приготовил – навечно похоронить в жутком подземелье. Ее прошиб озноб при этой мысли, но она заставила себя думать, что предпринять. В ее пользу говорило то, что он не собирается растерзать ее сразу же. Значит, у нее будет время, чтобы все обдумать и попытаться бежать. Ей надо как-то обмануть этого сумасшедшего, убедить, что даже если он ее отпустит, она согласится жить непорочной жизнью святой и позволит ему делать с нее статую.

Когда он наконец умолк, она сказала ему, что верит в его особую миссию, что даже горда, что станет прообразом святой Девы. Но он не должен забывать, что Мария была матерью и любила своего сына младенца Иисуса, так и она любит свою дочь и будет скучать по ней. Поэтому она не сможет вечно жить здесь под землей. Ей нужна Герлок.

Он словно был застигнут врасплох. По своему искаженному понятию, он не желал ей зла, не желал ее огорчать. И он нашел выход, заявив, что, когда ей захочется видеть дочь, он выкрадет ее и принесет сюда.

У Эммы словно все оборвалось внутри. Какое-то время она молчала, не в силах вымолвить ни слова. Потом втянула воздух, словно сделав глоток воды.

– Пусть пока Герлок остается с Муммой. Ты слышишь меня, Видегунд? Не трогай мою дочь!

Она почти выкрикнула это. Он словно недоумевал. Ведь только что она просила о встрече с девочкой. Однако – на все ее воля.

– А как же ты объяснишь людям, где я? – спрашивала Эмма. – Если я навсегда останусь в горе, то тебе-то придется уходить отсюда. Ибо нам нужна будет пища, и там ты встретишь людей.

– На первое время нам хватит, – и он указал на копченый окорок. – Потом я принесу еще что-нибудь. Да, я буду уходить. Меня никто ни в чем не заподозрит. Все спишут на оборотня. А о вас скажут, что госпожу заманили духи гор.

– Ну а как же Седулий? Он ведь все знает.

– Он будет молчать, – вскинул голову Видегунд. – Молчать, как и ранее.

Эмма, после того, что узнала, была готова в это поверить, но тем не менее стала убеждать Видегунда пойти объясниться с настоятелем. Ей просто необходимо было, чтобы он ушел, а тогда, возможно, ей удастся бежать.

В конце концов Видегунд согласился выйти из горы: и чтобы поговорить с Седулием, и чтобы узнать, что происходит снаружи. Но, уже одевшись и взяв лук, предупредил Эмму, чтобы она не смела уходить, ибо вокруг вся полость горы прорезана переходами и пещерами. Она просто заблудится в подземелье, и тогда даже он не сумеет ее найти.

И все же, когда он ушел, Эмма тут же решила попробовать. Это был ее шанс, и она не хотела сдаваться. Торопливо одевшись, она взяла один из факелов, пошла во мрак, стараясь оставлять следы копоти на стене на случай, если понадобится вернуться.

Но вернуться ей вскоре пришлось. Она рассчитывала, что найдет водный проход под горой, но, наткнувшись на целый лабиринт переходов, вынуждена была оставить поиски. Побоялась и в самом деле заблудиться. И тогда пришло отчаяние. Она была как в ловушке. Мрак пещеры давил и пугал, выхода же она не знала.

Она расплакалась. Плакала долго, пока не распухло от плача лицо. Пожалуй, после пережитого напряжения от слез ей стало даже легче. Сидела, глядя, как догорают факелы. Видегунда не было долго, но она не желала, чтобы он приходил. Когда огонь стал угасать, она зажгла новый. Почувствовала, что голодна. Поела. Что ж, если в ней есть силы, чтобы чувствовать желание тепла и пищи, значит, она найдет силы и чтобы выбраться отсюда. Не может же она поддаться желанию безумного Видегунда и навсегда остаться с ним под землей! Иначе она тоже станет безумной.

Новые попытки найти выход окончились так же плачевно. Она заставляла себя не падать духом. Попробовала даже заснуть. Сон не шел, мысль лихорадочно работала. Где так долго пропадает Видегунд? Она не хотела его видеть, но понимала, что он является теперь единственным звеном, связующим ее с внешним миром. Значит, ей надо как-то перехитрить его. Но как? Она не видела способа, хотя сейчас невольно больше думала о том, как получилось, что она сама так доверяла Видегунду. Да и не только она. Он сказал, что его никто ни в чем не заподозрит. Это ужасно. А ведь все было так предельно ясно. Лесной человек, знавший лес и не боявшийся его даже тогда, когда самые опытные из старожилов опасались уходить в чащу из-за оборотня. Он был ловок и силен. Она вспомнила его мускулистое крепкое тело, которым сама восхищалась, и теперь эта мысль бросила ее в дрожь.

Она должна была что-то заподозрить, уже когда встретила его после того, как нашла Тьерри. Она даже не задумалась, почему встретила именно его. Он ходил по лесу неслышно, как тень. И ее собака Дала, видимо, узнала его, когда они с Тьерри недоумевали, кто мог подглядывать за ними. А ведь Тьерри отметил, что это был кто-то, кого Дала знает. А потом Видегунд разделался с Тьерри. Ее «братец» казался куда мощнее Видегунда, но Видегунд был силен и ловок, как зверь. И почти незаметен в чаще. Наверняка он напал на Тьерри исподтишка. Со спины. Как и на Бруно. Ее пронзила дрожь при одном этом воспоминании. А ведь Бруно когда-то после набега лесных людей говорил, что, когда Видегунд в ярости, с ним трудно совладать. О боже, ей надо опять попытаться выбраться отсюда. К людям, к дочери. Иначе она станет беспомощной пленницей безумного оборотня Видегунда.

Когда она неожиданно различила голоса, то в первый миг даже не поверила. А потом стала кричать, звать. Ее ищут, она спасена! Но крик замер на устах, когда из мрака показался Видегунд.

– Зачем вы шумите? Вы же обещали мне быть покорной.

С ним был и Седулий. Эмма, еще ничего не понимая, глядела на настоятеля. Он был бледен и выглядел, как никогда, слабым и старым. Бессильно прислонился к стене.

– Жива. Слава Создателю.

Видегунд положил на выступ новую связку факелов.

– Я ведь говорил, что не причиню ей зла. Вы не верили мне, отче.

И тогда аббат, едва не плача, стал его умолять отпустить женщину.

– Мальчик мой, я прошу тебя! Во имя самого неба. То, что ты задумал, не по-людски и грешно. Госпожа Эмма живой человек, а не Мадонна. Ты же хочешь сделать из нее узницу. Так поступать плохо, не по- христиански.

По-видимому, этот безумец уже посвятил его в свои планы. И Эмму обуяла злость, что настоятель опять скрыл от всех новое преступление Видегунда. А пришел лишь убедиться, что с ней не случилось ничего дурного. Но его жалкие просьбы разбивались о безумное упрямство Видегунда.

– Я давно хотел увести ее от всех. Я хотел в одиночестве поклоняться ей и сделать новую статую Мадонны.

Седулий упрашивал, пока Видегунд не пришел в ярость. Эмма даже испугалась за преподобного отца, с таким гневом набросился на него Видегунд. Мягкий, покладистый Видегунд был ужасен в гневе. И не испытывал ни на йоту почтения к своему духовному пастырю. Тряс его и кидал, как куклу, пока Эмма не вступилась за настоятеля.

Седулий плакал. Жалкий, подавленный старик. От его спокойного величия не осталось и следа.

– Отпусти ее, Видегунд. Дай мне ее увести. А я обещаю, что она никому ничего не скажет. Ведь так, Эмма?

Она с готовностью пообещала. Господи, если бы им удалось убедить Видегунда! Но в том проснулась подозрительность безумца. Он опять разозлился.

– Я согласился привести тебя сюда, святой отец, только после того, как ты поклялся не докучать мне. И ты убедился, что она жива. Теперь идем. Я выведу тебя отсюда.

Седулий покорно встал, но Эмма так и кинулась к нему.

– О погодите, отче. Я должна поговорить с вами… Должна исповедаться.

Она больше надеялась уговорить его, а не сломить безумное упрямство Видегунда.