– Каким образом? Ведь твоему обожаемому Длинной Шее и дела до меня нет.

– Так это его ребенок? – даже приостановился Эврар. И добавил тише: – Или от грека?

Она молчала, идя впереди и забавляясь его нетерпением.

– Не хочешь ли ты сказать, что задрала юбку перед первым же вилланом в Арденнском лесу! – вскричал наконец Меченый.

Мысль о Ролло даже не пришла ему в голову. «Это хорошо», – подумала Эмма. Она хотела сыграть на его неведении. Но была осторожна.

– Нет, я вела себя достойно. Как твоя дочь, – хихикнула она.

– Так не от Святого Духа же ты понесла? – злился Эврар.

Спуск начал резко крениться под гору, но Меченому и в голову не пришло помочь Эмме. Она шла, стараясь держаться за тонкие ветки кустарника.

– По правде говоря, я не совсем уверена, чей во мне ребенок, – решила уклончиво ответить Эмма. – После того, что мне пришлось пережить, я ни за что не берусь отвечать. Думаю, что смогу ответить более точно, лишь когда дитя появится на свет.

Эврара такой ответ не устраивал.

– Как это ты не знаешь, чье семя дало в тебе ростки? Как это женщина может не знать? Ну, одно дело мужчина – тут он ни в чем не может быть уверен. – И тут же разозлился: – Ты что-то от меня скрываешь, рыжая!

И он грубо толкнул ее в плечо.

Эмма потеряла равновесие, еле успела ухватиться за куст, но тут камень под ногой выскочил, тонких веточек ореха было совсем недостаточно для поддержки, и Эмма упала, сильно ударившись спиной о каменистую насыпь.

И закричала.

Эврар вдруг не на шутку испугался. Кинулся к Эмме, растерянный, с вмиг побледневшим искаженным лицом. Руки его тряслись.

– Эмма! Ради всего святого, Птичка…

Ее лицо скривилось гримасой нестерпимой боли. Губы закушены, хотя горлом и рвался мучительный стон. Боль… Толчки, рвущие ее тело изнутри, словно разламывающаяся пополам поясница. И тут по ногам ее потекла жидкость.

Словно еще не веря самой себе, она открыла глаза и прошептала:

– Сейчас. Это случится сейчас.

Как сквозь туман она увидела испуганное, посеревшее лицо мелита.

– Будь ты проклят, Меченый! Если ты убил мое дитя, я тебя… – Она не договорила, закричала не своим голосом.

Эмма еще не забыла, как это было в прошлый раз, когда она рожала Гийома. Но тогда между вспышками боли были и промежутки затишья и она даже могла скрыть начавшиеся схватки от Ролло, добраться в монастырь святого Мартина, где и разродилась к рассвету, не издав при этом ни единого крика.

Теперь же она кричала. Кричала от нестерпимой, разрывающей боли, не прекращающейся ни на миг. Словно младенец, обеспокоенный травмой, тут же решил покинуть неспокойное лоно. Он бился изнутри, он требовал выхода. И ни на один миг не хотел успокоиться.

Эврар был в панике. Он пытался докричаться до Эммы, потом кинулся к лошади, скинул корзину с рыбой. Первой его мыслью было скакать за помощью в Белый Колодец. Но, уже вставив ногу в стремя, он передумал. Он не мог оставить жену своего герцога, пусть и забытую, здесь, в лесу, когда она в таком состоянии. Метался между ней и конем, налетая на собак. В какой-то миг он решил попытаться отвезти ее в селение, но когда он ее поднял и хотел посадить на лошадь, Эмма стала так кричать, ее свело, согнуло, словно судорогой, и Эврар ничего не мог поделать. И еще его ошарашил вид ее мокрого платья. Еще ничего не понимая, он решил, что случилось нечто ужасное, и в испуге уложил ее прямо на каменистую насыпь.

– Нет. Неси ее сюда.

Эврар, нервы которого и так были напряжены до предела, так и подскочил. Он не сразу понял, кто перед ним. Какой-то ворох тряпья и всклокоченных волос. Старуха. Он так и не понял, откуда она взялась.

– Давай, давай, неси ее сюда.

Она уже расстелила шкуры на ровной площадке под старым дубом, на которые Эврар бережно уложил рычавшую сквозь сцепленные зубы полубессознательную Эмму.

– Если бы ты не был так груб, ничего бы не случилось, – бормотала странная, бог весть откуда взявшаяся женщина. – Теперь же навряд ли удастся довезти ее до Белого Колодца.

И она стала отдавать ему распоряжения, да так властно, что перепуганный мелит и не посмел ослушаться. Ему надо вернуться к озеру, там есть котелок, его надо хорошенько вымыть, поставить на огонь, но не доводить до кипения, а чтобы вода была теплой. И еще ей нужна пара веревок. Есть. Неси сюда. И захвати этот блестящий чепрак с лошади. На худой конец он подойдет. А теперь – живо за водой!

Эврар не помнил, когда еще он был столь напуган. Много ужасного встречал он в своей жизни, многое заставляло леденеть кровь. Но беспомощным он себя никогда не ощущал. Сейчас же от волнения его едва не мутило. Тайна рождения человека всегда оставалась для него чем-то недосягаемым, с чем он не был знаком, да и о чем не желал знать. А сейчас, когда он следил за водой у костра и слышал дикие вопли Эммы, его прямо-таки трясло от страха.

– Долгонько же ты возился, солдат, – буркнула помогавшая Эмме лесная женщина. – Иди, мне нужна твоя помощь. Встань на колени за ее спиной, чтобы она могла облокотиться на тебя. И держи ее.

В этот миг Эмма приоткрыла глаза.

– Ута… – прошептала она распухшими, искусанными губами.

– Ничего, ничего, девочка, малыш уже подходит. Ишь, какой скорый, так и ищет выхода.

Эмма уже ничего не слышала. «Малыш», – сказала колдунья. Эмме казалось, что это какой-то гигант, который разрывал изнутри ее утробу.

– Ну же, держись, звездочка. Я принимала немало детей у деревенских женщин, могу и благородной госпоже помочь.

Это было ужасно. Сознание меркло, тонуло в волнах боли, потом вновь прояснялось. И тогда она начинала стараться изо всех сил. Этот ребенок так много значит для нее, она просто обязана его родить.

Кости, казалось, трещат и расходятся в стороны.

– Тужься! – приказала Ута. – Тужься, и тогда ты скоро освободишься.

Эмма напрягалась, воя сквозь сцепленные зубы. Боль стала такой жестокой, словно все тело готово было вывернуться наизнанку. И вдруг наступило облегчение.

Эврар только и заметил, как в руках Уты появилась распластанная лягушонка, а затем раздался слабый квакающий звук, перешедший в яростные вспышки детского плача.

– Вот это да! – только и вымолвил он, не ощутив, что даже прослезился. Вот, значит, как рождаются будущие воины!

– Девочка! – торжественно вымолвила Ута. – Крикливая, здоровая малышка. Погляди, звездочка, какая у тебя краснорожая красавица.

Эмма, еще не веря в это, плакала. Девочка, дочь, маленькая подружка. Это же восхитительно!

– Девчонка! – расхохотался Эврар. – Птичка, ты родила славную малышку, принцессу Лотарингскую. – И он снова расхохотался, не понимая, чему так радуется.

Ута оборвала его нервное веселье.

– Чего зубы скалишь? Тащи воду.

Она намочила кусок конского чепрака в воде и стала обтирать пищавшую новорожденную.

– Дитя леса.

– Дай мне ее, дай, – молила Эмма.

Пережитые муки были тут же забыты, и ее охватило бесконечное счастье. Ее мелко трясло, но она была