Пес даже не глянул на ратника, а повернулся к сидевшему в неподвижности Майсгрейву:

– Если мне удастся переправить вас втайне, я возьму лишь половину, а если все откроется, то я потеряю в Англии все. Никогда больше не швартоваться мне к этим берегам, пока у власти Йорки, разве что королева Элизабет когда-нибудь замолвит словечко за своего верного шкипера перед королем. А до тех пор я останусь скитальцем. Конечно, у меня будет «Летучий», однако и эти сорок фунтов послужат неплохим подспорьем.

Он неожиданно улыбнулся:

– Теперь ваше слово, сэр Майсгрейв.

Филип встал и протянул ему свой кошелек.

– Здесь только треть. Больше у меня ничего нет.

– Ну, что ж… Видно, нам не столковаться.

Рыцарь вдруг наклонился, вырвал из рук Пса перстень королевы и поднес его к самому носу капитана:

– Ты, Пес, не можешь глаз отвести от этого алмаза. Так вот, даю слово чести, что, как только устье Темзы останется позади, он станет твоим.

Даже в полумраке было заметно, какой алчной радостью осветилось уродливое лицо капитана. В первый миг он не мог вымолвить ни слова. Затем протянул руку к перстню, но Майсгрейв невозмутимо надел его на безымянный палец.

– А теперь, капитан, поразмыслим, как нам поскорее покинуть Англию.

Джефрис сразу стал серьезен. Он распрямился и принялся обстоятельно излагать свой план. По его словам было видно, что человек он неглупый и быстро ориентируется в ситуации.

– Из города вам придется выбираться самим. Зато за чертой Лондона я смогу вас подобрать. Не у самых стен, разумеется, а, скажем, где-нибудь близ местечка Грэйс-Таррок на северном берегу Темзы. Однако покинуть столицу будет не так-то просто. Город буквально кишит людьми Ричарда Горбуна, и сам он, словно обезумев, носится верхом от Бишопгейтских ворот до Ньюгейтских и от Саутворка до Холборна. Его люди прочесали все гостиницы и постоялые дворы. Награда за вашу голову прельщает многих, и у герцога нет недостатка в помощниках. Как бы то ни было, я буду ждать вас в Грэйс-Тарроке завтра в три часа пополудни. Постарайтесь прибыть вовремя, ибо долго стоять там, привлекая внимание речной охраны, я не смогу. Ну, а затем будем уповать на милость Всевышнего, дабы он послал нам попутный ветер до самой Франции.

На улице снова разгорелась свара. Кричали, суетились, кто-то рыдал, заходилась лаем собака. Майсгрейв еще о чем-то говорил со шкипером, но Анна не могла разобрать слов. Однако в этот миг, несмотря на всю безысходность и опасность их положения, она испытывала тихую радость. Ведь Филип Майсгрейв ради нее отказался от подарка королевы Элизабет. Если бы этот камень был ему дорог, он бы ни за что не расстался с ним.

– Вы не спите, леди Анна?

Это был Фрэнк. Капитан Джефрис и Майсгрейв вышли. Анна улыбнулась ратнику:

– Как твоя нога?

Фрэнк сказал, что еще заметно хромает, но ходить и даже пробежать небольшое расстояние, если понадобится, сможет. Затем стал поносить капитана Джефриса, вспоминая, какую неслыханную цену тот заломил. Анна спросила, не было ли известий о судьбе Гарри. Фрэнк помрачнел.

– Я надеялся, что ему удастся скрыться в сутолоке. Но, видно, не вышло. Этот каменщик, Перкен, приходил и сказал, что всех, кого схватили, отправили в Саутворкскую тюрьму и, скорей всего, их ждет петля.

– О нет!

Анна не знала, как утешить Фрэнка.

Ратник сокрушенно вздохнул:

– Все в руках Божьих.

Когда вернулся Майсгрейв, Фрэнк Гонд и Анна, стоя на коленях перед его ковчежцем, молились.

Ночь прошла спокойно, насколько может оказаться спокойной ночь в буйном Уайтфрайерсе. То и дело на улице раздавались звон стали, выкрики или хоровое пение. Один раз под самым их окном какой-то гуляка, обнимающийся с хохочущей шлюхой, воскликнул заплетающимся языком:

– Какая жалость, милашка, что ты не графиня Уорвик. Я бы отвел тебя к нашему горбатому принцу и добрых шестьдесят английских фунтов веселили бы мне душу как манна небесная.

Анна нахмурилась. Ее имя на языке у всего Лондона! На душе вновь стало тревожно. Она взглянула на Майсгрейва. Тот выглядел спокойным, как всегда. Он неспешно вычистил оружие, упаковал и пристроил за поясом письмо короля, перекусил и, расстелив плащ, прилег на тюфяке, небрежно облокотившись о стену.

– Как нам быть дальше? – спросила Анна.

Не поднимая глаз, рыцарь пожал плечами:

– Дождемся утра. Все равно без Перкена и Джека-лодочника нам не удастся выбраться отсюда.

За окном зашумел дождь. Из тьмы долетел душераздирающий вопль. Анна перекрестилась и прочла про себя молитву. Ночь, мрак, неизвестность окружали ее, и единственной надеждой и опорой был этот сильный, сдержанный человек.

– Сэр Филип, мне жутко, – негромко сказала девушка. – И я устала, я бесконечно устала от всех этих опасностей…

Филип повернулся, в полумраке его лицо казалось отлитым из бронзы.

– Все будет хорошо, миледи. До сих пор судьба хранила нас. Не может быть, чтобы это было понапрасну.

Девушка молчала, свернувшись клубком. В темноте нудно звенели комары. В этой конуре было знобко и неуютно. Хотелось сесть поближе к Филипу, прильнуть к его плечу, ощутить его силу и тепло. Как когда-то они рядом лежали у костра. Но теперь это было невозможно. Она не была больше Аланом Деббичем, и рыцарь никогда не скажет ей, как тогда: «Иди сюда».

– Когда мы окажемся во Франции, прибудем к моему отцу и я вновь смогу открыто назваться своим именем, вы узнаете, как умеет быть благодарной дочь Делателя Королей.

Она увидела, что Филип улыбнулся.

– Дай Бог, чтобы вы вновь заняли подобающее вам по праву рождения положение. Для меня будет величайшей наградой лицезреть свою отважную спутницу во всем блеске славы.

Перед его мысленным взором предстала дама в белом атласе, что приветствовала их в высоком зале Уорвик-Кастл. Как разительно отличалась она от этой измученной, напуганной девочки, забившейся в угол, вздрагивающей от любого шороха! И хотя та нарядная леди и восхитила Филипа, он не мог не признаться себе, что эта Анна понятнее и ближе. При слабом свете масляной лампы он видел темные круги вокруг ее глаз и следы слез на щеках. И тогда он сделал то, на что никогда не решился бы в других обстоятельствах. Протянув руку, он погладил ее по голове, ласково разлохматив густые мягкие пряди.

– Все будет хорошо, миледи. Вот увидите, все будет хорошо.

Анна замерла, прикрыв глаза. От руки рыцаря исходило тепло. Девушка невольно повернула голову так, что рука Филипа коснулась ее виска и щеки, скользнула легким прикосновением по губе. Анна почувствовала, как его пальцы замерли, все еще нежно касаясь ее. Легкое, едва ощутимое прикосновение сильной и такой ласковой руки… У девушки бешено застучало сердце. Теплая, расслабляющая волна прошла по телу. Словно с трудом Анна разомкнула ресницы. Филип был так близко… Его глаза сверкали во мраке острым, напряженным блеском. На какой-то миг Анна забыла обо всем на свете…

За окном пронзительно завопила кошка. Филип вздрогнул.

– Ложитесь, миледи. Завтра предстоит нелегкий день. Вам нужно как следует отдохнуть.

Он отсел подальше и, завернувшись в плащ, попытался дремать. В другом углу негромко бормотал молитву Фрэнк Гонд.

Анна легла, но ей не спалось. Сердце еще сильно колотилось. Ей вспомнились слова Джудит Селден: «Вам еще предстоит сделать свой выбор». «Кажется, я его уже сделала, – подумала девушка. – Но разве моя вина, что он избегает меня?»

Коты надсадно орали, пока не раздался свирепый старушечий голос: