– Ги?.. Мой жених Ги? Но разве он не…

Эмма не в силах была продолжать. Красивый юноша, с которым она так беспечно целовалась в лесах Гилария… Она видела своими глазами, как его навылет пронзила стрела.

– Разве вам неведомо, принцесса, что он жив?

Эврар внимательно наблюдал за ней, видя, как преображается ее лицо, как счастливо вспыхнули глаза.

– Творец небесный! Это же чудо, настоящее чудо! Благодарю тебя, Господи!

Она опустилась на колени, сложив руки, и стала горячо молиться.

Эврар нетерпеливо оглянулся.

– Выслушайте меня ради всего святого!..

Но Эмма была слишком возбуждена.

– Как мне благодарить тебя за эту весть, Эврар? О, небо! Как это вышло? Расскажи же, расскажи!

Она настаивала, и Эврар торопливо сообщил, как, ускакав от норманнов, он вернулся в Анжер и поведал графу Фульку о гибели его сына и Эммы. Фульк впал в страшный гнев, и Эврару пришлось взять в руку раскаленный металл, чтобы доказать, что он не предал его сына и сделал все возможное, чтобы спасти его, оттого-то у него на ладонях страшные следы ожогов. Уже тогда он решил, что его служба у Фулька Анжуйского окончена, но все же он принял участие в набеге Фулька на Сомюр, когда тот решил отомстить за гибель сына. Эврар не сказал Эмме, что сделал это с единственной целью – узнать, что с нею, жива ли она или погибла. У немногих попавших в плен норманнов он выведал о рыжей пленнице, которой удалось сбежать перед самым нападением франков. Тогда-то он решил задержаться при Фульке, надеясь, что, возможно, девушка вернется к графу. Рыжий анжуец был ранен, и какое-то время они оставались в Сомюре. Вот тогда-то появился Ги. Юноша оказался куда крепче, чем выглядел. После ухода норманнов из Гилария в разграбленное селение пришли лесные жители, чтобы похоронить погибших, но Ги еще подавал признаки жизни, и они выходили его.

– Как это хорошо, – улыбалась Эмма. – С моей души спала тяжесть, и теперь я не буду себя корить, что повинна в его гибели. Но как вышло, что ты оказался на службе у герцога Роберта, Эврар?

Мелит лаконично пояснил. Узнав, что герцог Нейстрийский движется в Бретань, он выехал к нему навстречу и обратился с просьбой о приеме на службу. Роберт тотчас вспомнил, что Эврар служил еще его брату, и с радостью принял его. Умолчал мелит лишь о том, что, прибившись к Роберту, он надеялся, что рыжая Эмма, бежав от норманнов, рано или поздно явится ко двору своего могущественного родственника.

– Но известно ли вам, принцесса, что герцог Гурмгайлон просил вашей руки у герцога Роберта?

– Что ты сказал, мелит?

Эмма спустилась с небес на землю.

– Когда? Что за безумие? И недели не прошло, как меня признали племянницей Нейстрийского герцога…

Эврар кивнул.

– Это так. Но Гурмгайлону необходимо заручиться поддержкой Роберта в борьбе за власть с родственниками Алейна Великого. К тому же он очарован вами. И не далее как вчера он просил у Роберта соизволения на брак с вами.

Эмма смяла в руке вышитый край шали.

– Роберт, как ближайший родич, имеет над вами верховенство, Эмма, но вы должны попытаться отговорить его от этого шага. Гурмгайлон – ничтожество, и он недолго останется у власти в Бретани.

– Бог мой, да у меня нет ни малейшего желания становиться женой этого борова, провонявшего луком и селедкой.

Эврар спрятал улыбку в усы. У этой дикарки еще не было почтения перед властью и родовитостью. А он-то опасался, что она запрыгает, узнав, что может стать супругой правителя такой земли, как Бретань.

– Я вас предупредил, госпожа. И учтите, на свете есть люди куда более достойные руки дочери короля Эда, чем глуповатый бретонец. Тот же герцог Лотарингский Ренье, который как раз сейчас подыскивает себе супругу. Попробуйте упомянуть о нем, если Роберт будет настаивать на союзе с Гурмгайлоном. Однако я буду искренне вам признателен, если вы не станете говорить с дядюшкой о нашей встрече.

Эврар хотел уже удалиться, но Эмма окликнула его.

– Меченый! Позволь-ка узнать – тебе-то какое дело до моего брака? И кто такой этот герцог Ренье, о коем ты толкуешь?

Эврар нетерпеливо зазвенел амулетами на наборном поясе.

– Я служил у герцога Лотарингского Ренье до того, как вернулся во Франкию. И поверьте – он куда более достоин обладать супругой вашего рода, чем этот бретонец. Я слишком почитаю вас, принцесса, чтобы желать вам несчастья.

– Позволь мне самой позаботиться о моей судьбе, мелит. Однако погоди. Ты ведь являешься начальником стражи, охраняющей язычника Ролло. Мне известно, что к нему приказано никого не допускать. Но я надеюсь, что ты сделаешь для меня исключение.

– Полагаю, вам лучше испросить на это соизволения вашего дядюшки, – хмуро пробормотал Эврар. – Он не откажет племяннице в такой пустяковой просьбе.

Эмма не могла признаться Эврару, что обращалась к Роберту, но тот отказал, причем столь пренебрежительно и раздраженно, что она больше не смела и заикнуться об этом. Не могла она признаться и в том, что ей крайне необходимо увидеть Ролло, поскольку она не находит места без своего норманна. Как, когда, каким колдовством она оказалась в такой зависимости от Ролло, что не могла и помыслить существования без него? О нем была ее первая мысль, едва она проснулась на своем роскошном ложе в отведенных ей во дворце покоях; о нем она беспрестанно расспрашивала слуг и охранников. По вечерам, когда герцог Роберт приглашал Эмму к себе и расспрашивал о прежней жизни, она помимо воли сводила разговор к Ролло. Именно его недоставало ей в ее новом положении, несмотря на всю новизну впечатлений. Эмма бранила себя за это, но ничего не могла поделать с собой. Ей не хватало его насмешек, его силы, его надежного спокойствия. Да, она стала его пленницей, но она была и под его покровительством. Даже сейчас, когда, казалось, она достигла всего, к чему стремилась, Эмма не чувствовала себя в такой безопасности, как тогда, когда рядом с нею шел этот рослый норманн. Варвар словно похитил ее душу.

Все это в мгновение ока пронеслось у нее в голове, и, вскинув подбородок, она решительно спросила:

– Я хочу видеть падение того, чьей пленницей так долго была. И если ты, Эврар, и в самом деле не желаешь, чтобы я поведала о том, как ты прельщал меня герцогом Лотарингии, ты устроишь мне эту встречу, будет на то позволение Роберта или нет.

Мелит прищурился. Эта девушка достаточно умна, но не слишком проницательна. Что ж, дабы она и в самом деле не повредила ему, следует уступить. Если она нашла способ повлиять на него, чтобы поглазеть на пленника, то, возможно, сумеет отговорить Роберта выдавать ее за бретонца. А Эврару вовсе не хотелось вернуться к своему герцогу несолоно хлебавши с известием, что он присутствовал при свадьбе принцессы Эммы и Гурмгайлона Корнуайского.

– Хорошо, – произнес он. – Когда герцоги с двором отправятся в этот храм на вечернюю молитву, останьтесь у себя под каким-либо предлогом. И я покажу вам Ролло Нормандского.

Покачиваясь в носилках по дороге во дворец, Эмма размышляла о предстоящей встрече. Даже известие о том, что Ги жив, не так волновало ее, как предстоящее свидание. Весь день она была молчалива, задумчиво перебирала струны арфы, установленной в ее покое. Арфа была позолоченная, со множеством регистров и сильным мелодичным звучанием. По вечерам герцог Роберт приходил в ее покой, и она пела для него. Он рассказывал о ее предках, об отце – короле Эде, дяде Роберте Сильном, погибшем от руки норманнов, о бабке, принцессе Аделаиде, которая также была музыкальна и часто пела. У Эммы голова шла кругом от этих имен. Оказывается, она потомок легендарного Карла Великого и знаменитого Людовика Благочестивого!.. Но сегодня ей было не до этого.

Чтобы понять, как глубоко вошел в ее жизнь Ролло, ей надо было остаться без него.

В сумерках, когда двор отправился к мессе, Эмма вышла на деревянную галерею, где условилась встретиться с Эвраром. Кутаясь в темное покрывало, она мерила ее шагами, прислушиваясь к гулу