– Но я разговариваю с Брайном, – отмахнулась я. – Мы как раз говорим о…

– Говорю тебе, кончай болтать, – закричал на меня Ник. – У меня информация о заложниках!

– И у тебя тоже? – удивилась я. – Вот тут Брайн как раз объясняет, что тот парень сдаст себя властям, если я с ним поговорю.

– Погоди, – пробормотал Ник. – Так он тоже говорит о заложниках?

– Брайн, дорогой, – сказала я в трубку, – не мог бы ты поточнее объяснить, где это случилось?

Брайн продиктовал адрес. Моррис авеню, 510. Я показала адрес Нику. Сначала он изумленно уставился на меня, а потом вырвал трубку.

– Брайн, – спросил Ник, – что будем делать? Итак, я сидела в своем офисе в отделе новостей.

Был чудесный весенний день, а я слушала разговор двух мужчин, один из которых был детективом и к тому же моим любовником, а другой – моим начальником и к тому же близким другом. Эти двое мужчин обсуждали, следует ли им посылать меня в дом, где психопат удерживал в заложниках жену и двух сестер и требовал встречи со мной. Не говоря уж о двух самопальных взрывных устройствах, которыми бедный парень запасся на тот случай, если ему вдруг придет фантазия взорвать весь дом.

– Прервись на минуту, – попросила я Ника. – Мне нужно кое-что сказать вам обоим.

Ник отмахнулся от меня, что-то торопливо записывая на обороте фотографии, на которой была снята двенадцатилетняя Мэгги Саммерс в золотой поре своего детства. Стопку этих фотографий я на досуге подрезала для семейного альбома. Наконец Ник отдал мне трубку, сказав:

– Вот, поговори с ним, а потом зайди ко мне в кабинет. Мы должны выезжать немедленно.

И он вылетел в дверь с такой же скоростью, с которой недавно влетел.

– Брайн, ведь это сумасшедший, – тихо сказала я в трубку.

– Послушай, Мэгги, – ответил он все тем же монотонным голосом старшего детектива. – Гектор дал мне слово, что он немедленно сдастся, как только расскажет тебе свою версию происшедшего.

Он так говорил об этом Гекторе, как будто тот был его закадычным дружком, которого он сто лет знал и с которым пуд соли съел. Как будто лежали вместе в одной колыбели и, может быть, были родными братьями.

– Дал слово… – повторила я. – И ты ему веришь?

– Мэгги, – сказал Брайн, – конечно, нельзя дать стопроцентной гарантии, но, в общем, я ему верю. К тому же он – просто напуганный говнюк.

– Но почему я?

– Потому что, – без колебаний ответил он, – ты смазливая потаскуха, которая делает репортажи обо всем этом дерьме.

Возможно, это было также причиной наших с ним отношений.

– Брайн, – начала я, затаив дыхание, – а если бы я была твоей женой, ты позволил бы мне идти туда?

Он не то крякнул, не то хмыкнул, не то пукнул. В общем, похожие звуки издают в мультфильмах инопланетяне, когда хотят попугать малышей.

– Мэгги, – сказал он, – если бы ты была моей женой, я бы просто не позволил тебе заниматься такой работой. Ты была бы машинисткой, секретаршей или, на худой конец, маникюршей.

Чувство глубокого разочарования и смертельной тоски, которое я испытала в этот момент, можно сравнить разве что с тем, когда мужской орган, едва изготовившись к делу, вдруг сморщивается и съеживается, и превращается в печальную мягкую массу. Содрогнувшись от осознания того, что разговариваю с совершенно чужим мне человеком, я удивленно спросила себя: а почему, собственно, я решила, что Брайн – тот мужчина, который спасет меня в моем женском одиночестве, когда Эрик Орнстайн наконец решится дать мне развод?.. Внезапно этот Гектор Родригес стал не просто психопатом-ветераном, который держит в заложниках жену и сестер где-то в Южном Бронксе. Гектор стал катализатором. Наши жизни неожиданным образом переплелись.

– Брайн, – тихо сказала я, цепляясь за соломинку, – а ты меня любишь?

– Мэгги, – нетерпеливо отозвался он, – ты ведь замужем. И я люблю тебя как замужнюю женщину.

– А если бы я не была замужем? – настаивала я. – Ты любил бы меня?

– Послушай, Мэгги, – ответил он, вздыхая, – у меня проблема с заложниками. Может, мы поговорим об этом позднее?

Я хотела сказать ему, что «позднее» уже не будет. Все, что у нас осталось, – это воспоминание о многочасовом траханье. Я сама изумилась собственной глупости. Мне, конечно, следовало ожидать, что департамент полиции Нью-Йорка без колебаний поставит на карту мою жизнь, воспользовавшись моей тоской и разочарованием. В то время как один из лучших старших детективов не может и не хочет понять тоски и разочарования бедолаги по имени Гектор, которого он и за человека-то не считает… Таким образом мысль оказаться в одной квартире с Гектором Родригесом показалась мне не такой уж и никудышной. В этом, в отличие от всего прочего, была хоть какая-то логика.

– Мэгги, мне нужно идти, – сказал Брайн. – Я перезвоню Спригу через полчаса, чтобы узнать о твоем решении.

Я снова взглянула на фотографию двенадцатилетней Мэгги Саммерс и подумала о том, что в те золотые времена, когда все было простым и понятным, я даже не осознавала своего счастья, которое так мгновенно испарилось… Оно испарилось в тот самый день, когда была сделана эта фотография, поэтому и выражение моего лица на ней угрюмое. Это случилось во время урока литературы. Мы как раз начали разбирать письмо девушки Скарлетт. Классная дама мисс Хэдли отпустила меня с урока, потому что в коридоре меня поджидала родительница. Сдержанно кивнув мисс Хэдли, родительница поднялась с ободранного кресла и, взяв меня за руку, вывела на улицу. Мы расположились на зеленой лужайке, которая была игровой