– Американцы требуют одностороннего вывода воинских частей из Ливана, – объяснил Ави, доставая чашки и блюдца.

– И что же теперь? – не унималась я.

– Легких решений не предвидится, – сказал он, передавая мне молоко. – А что сказал Даниэль Грэйсон?

– О, он очень мил. Просто хотел, чтобы я знала, что он со мной и что я могу не беспокоиться о контракте.

Ави поставил чашку и, встав из-за стола, подошел ко мне.

– Мэгги, – сказал он с нежностью, – я хочу, чтобы теперь ты была очень осторожна. Из-за ребенка.

– Что ты имеешь в виду?

Он тихонько коснулся моей щеки.

– Тебе тридцать четыре года, а в этом возрасте рожать не так легко, как в двадцать. Я хочу, чтобы ты поберегла себя, пока он не родится, и не появлялась в зонах вооруженных конфликтов.

Спору нет, в моей жизни многое переменилось, но еще не было случая, чтобы моя работа становилась объектом обсуждения. Да еще чтобы я учитывала чье-то мнение.

Я понимала, какого ответа ожидает от меня Ави, но я не была готова дать ему этот ответ. Я лишь взглянула на него и улыбнулась. А он добавил:

– Я люблю тебя и не хочу, чтобы что-то случилось…

Однако он и не ждал, что я быстро капитулирую, понимая, что эта беременность – необычное и новое дело для нас обоих.

– Так вот, – продолжал он прерванный разговор, – американцы не воспринимают всерьез близость Советов, во всяком случае не хотят занимать жесткую позицию.

Я с трудом удержалась, чтобы не улыбнуться. Он поцеловал меня в шею.

– Ассад никогда не пойдет на переговоры с Израилем.

– Займись со мной любовью, – прошептала я.

– Это не предмет для торговли, – спокойно сказал он.

Израильская позиция в вопросе о компромиссе была до того прозрачна для меня, что я вполне могла бы сама отправиться на переговоры в Вашингтон. Я бы показала себя в этом деле лучше, чем любая шишка из американского правительства.

Ави взял меня за подбородок и заглянул прямо в глаза.

– Я хочу, чтобы ты обещала мне быть осторожной и близко не подходить к зонам вооруженных конфликтов.

– Я тебя понимаю, но не могу этого обещать, – ответила я.

Ави прижал меня к холодильнику, и мои губы почти касались его губ.

– Постарайся как-то к этому приспособиться, привыкнуть, – сказал он. – Я тоже попытаюсь.

– Но как? – спросила я, выскальзывая от него. – Вот ты смог бы перестать заниматься тем, чем занимаешься?

Это был классический пример израильской наступательной тактики: смешать все карты, воспользоваться любым оружием, какое только окажется под рукой, притвориться, что идешь на компромисс, а потом еще и переложить всю вину на противника… Ответ Ави был вполне гладким и предсказуемым.

– Для меня это не работа, – сказал он. – Это вопрос выживания. Постоянная обязанность.

Что бы вы ответили на моем месте мужчине, который исподволь готовит вас к тому, чтобы вы отказались от всего, во что вы верили?

– Я люблю тебя, – ответила я и позволила увлечь себя в спальню.

Ну а в спальне какие дискуссии? Нет возможности сосредоточиться на деталях… Он начал целовать меня, и наша одежда оказалась на полу, а сами мы – в постели на прохладных простынях. И я хорошо помню, как нежен он был. Как осторожно двигался. Я сказала ему:

– Ты так боишься сделать мне больно…

– Я люблю тебя, – ответил он, припадая щекой к моей груди, – и не хочу, чтобы с тобой что-то случилось. – И потом еще добавил:

– Я буду всегда любить тебя.

На этом дискуссия закончилась. Никаких обещаний дано не было. За исключением самого расплывчатого – вечно принадлежать моему Ави. В конце концов, то, что он чувствовал, было так естественно, и если бы я была более благоразумной, то могла бы облегчить жизнь нам обоим. Но мы впервые в своей жизни ждали ребенка, и одному из нас приходилось уступать другому. Кончилось тем, что я просто расплакалась, а почему – и сама не понимала. Может быть, я просто подумала о родительнице. Ави осушил губами мои слезы и запретил мне вообще разговаривать, поскольку все равно невозможно было сосредоточиться – ни на деталях, ни на общих вопросах, – он снова и снова целовал меня, а потом мы занимались любовью, как в последний раз – бурно и страстно.

– Я люблю тебя, – прошептала я, переводя дыхание.

– Обещай мне, – попросил он, целуя меня. Но я все еще не была к этому готова.