Мистер Марсден держал в руке записку, и на лице его, помимо обыкновенного любопытства, читалось плохо скрытое неудовольствие очевидным нарушением субординации младшим по чину, в роли которого, в данном случае, выступал Хорнблоуэр. Его поступок в самом деле выглядел возмутительно. Приглашение к себе м-ра Марсдена, согласно табелю о рангах, могло быть сравнимо, например, с предложением мальчишки-лейтенанта старому заслуженному капитану зайти к нему в каюту поточить лясы. По крайней мере, Хорнблоуэр твердо знал, как поступить с тем из своих подчиненных, кто осмелился бы на подобную дерзость. Но к сожалению, другого выхода он не видел. Ему позарез нужно было поговорить с Первым Секретарем до обеда, и в то же время он не хотел, чтобы об этом кто-нибудь еще знал.
— Что это значит, капитан? — спросил Марсден не предвещающим ничего хорошего тоном, протягивая ему смятую записку. — Как прикажете вас понимать: «Срочно зайдите…» и «…чтобы вас никто не видел»? Потрудитесь объясниться!
— Прошу простить меня, сэр, но дело показалось мне не терпящим отлагательств. Полчаса назад граф Миранда сообщил мне чрезвычайное известие… — твердым голосом начал Хорнблоуэр.
По мере его рассказа лицо Марсдена все более омрачалось. Выслушав до конца, он глубоко задумался.
— Вы были правы, капитан, — сказал он, наконец, — пригласив меня столь спешно. Ваше сообщение в корне меняет наши представления о леди Гамильтон. Вы уверены, что сеньор Миранда называл двухлетний срок, когда рассказывал о ее связях с французами?
— Совершенно уверен, сэр.
— Плохо. Мы знали о том случае с карточным проигрышем, но не придали ему должного значения. По просьбе компетентных лиц сэр Уильям Гамильтон поговорил с женой. Она расплакалась, покаялась и обещала больше так не поступать. За ней долгое время наблюдали, но ничего порочащего не заметили и решили похоронить всю эту историю, тем более, что и тайны она в тот раз выдала пустячные и не наносящие ущерба Англии. Если же она, как утверждает граф, продолжала работать на французов, мне остается лишь признать, что эта женщина хитра, как змея, и осторожна, как дикая серна. Не приведи господь, если ваши сведения подтвердятся! Жутко подумать, сколько вреда может причинить такая шпионка. Впрочем, вас это уже не касается. Мы примем необходимые меры, а вы можете спать спокойно — ни одна тайна из этого дома не просочится. У вас еще что-то?
Немного поколебавшись, Хорнблоуэр рассказал о странном человеке в деревне. Марсден одобрительно улыбнулся.
— Вы наблюдательны, капитан. Только этот человек — наш агент, не имеющий к господину Фуше никакого отношения. Чему вы удивляетесь? Мы не можем себе позволить оставить Мертон без охраны. Лорд Нельсон — национальное достояние, а у французов хватит наглости и коварства подослать к нему наемных убийц. Вряд ли Бонапарт ненавидит сильнее кого-нибудь еще из наших соотечественников. Лорду Нельсону, само собой разумеется, об этой негласной охране знать ни к чему. Он человек обидчивый и вспыльчивый, под горячую руку может наделать дел. Но вы молодец, Хорнблоуэр, сразу разглядели. Придется дать выволочку старшему: пускай лучше маскируются.
— Как же все-таки насчет нашего дела, сэр? — робко заикнулся Хорнблоуэр.
Марсден нахмурился.
— Повторяю, вас это больше не касается. Ведите себя нормально, за обедом спокойно ешьте и пейте, и не вздумайте, пожалуйста, пугать леди Эмму мрачными взглядами. Все будет хорошо. Даже если у нее вдруг окажутся все военные секреты державы, ей от этого никакой пользы не будет. Она просто не сможет никому их продать. Вам все понятно, капитан?
— Так точно, сэр.
— Вот и отлично. Отдыхайте, а я пошел. Попробую до обеда еще разок побеспокоить нашего хозяина. Не забывайте о нем, Хорнблоуэр. Для нации адмирал Нельсон в миллион раз важнее, чем сотня увивающихся вокруг него соглядатаев. Уверяю вас, не стоит его огорчать. Через пару дней он уедет, леди Эмма останется одна, а уж мы проследим, чтобы от нее не было неприятностей. У великих людей тоже бывают слабости, и было бы бестактно каждый раз тыкать им этим в лицо. Полагаю, вам не стоит повторять дважды прописных истин?
— Так точно, сэр, — ответил Хорнблоуэр, и все же не смог удержаться от последнего вопроса, который задал в спину собравшемуся уходить Марсдену:
— Прошу прощения, сэр, но я так и не понял, почему знатная дама так себя ведет? Что заставляет ее идти на риск? Чего ей, в конце концов, не хватает?
Марсден круто обернулся и в упор взглянул на Хорнблоуэра.
— Господи! — вздохнул он. — Как вы, в сущности, еще молоды и наивны! Я не в упрек вам, Горацио, — молодость и наивность слишком быстро проходят, уступая место другим недостаткам, например, старости и сварливости. Вы уверены, что непременно хотите знать, какие пружины движут поступками знатных особ? Хорошо, я объясню. Кстати, о знатности. Леди Гамильтон отнюдь не родилась знатной дамой. Когда-то ее звали Эмили Хорт, она была босоногой деревенской девчонкой, дочерью кузнеца, и пасла гусей. Когда девочка подросла, выяснилось, что Небо наградило ее редкостной красотой и столь же редкостным честолюбием. Неплохое сочетание — его обладательница могла бы достичь любых высот, что она, в конечном счете, и сделала. Беда в том, что Творец, как бы желая уравновесить свои дары, вдохнул ей в душу страсть к азартной игре, ставшей причиной всех ее бед и измен. Эта женщина не может существовать без игры, Хорнблоуэр. Можно ее жалеть, как жалеют неизлечимо больного, но иметь с ней дело — упаси Боже! Она бросила первого мужа, доброго и порядочного человека, ради титула престарелого сэра Уильяма Гамильтона, а затем увлекла адмирала Нельсона, даже не потрудившись хоть чуточку прикрыть эту связь. Она вьет из мужчин веревки. Сэр Уильям ни в чем не мог ей отказать и молча страдал, наблюдая, как его обожаемая жена развлекается с новым любовником прямо у него на глазах. Она даже не постеснялась пять лет назад привезти мужа сюда, в Мертон, где она везде появлялась с лордом Нельсоном, открыто афишируя их отношения. Бедный лорд Гамильтон! А вы знаете, Хорнблоуэр, он ей все-таки отомстил! По завещанию сэр Уильям оставил ей только пожизненную ренту в 800 фунтов и мебель из его особняка на Пикадилли. Все остальное ушло другим наследникам. Леди Эмма была вне себя от гнева. Наследства мужа, на которое она так рассчитывала, не хватило даже на погашение самых неотложных долгов. Нельсон помог ей тогда расплатиться с долгами из своих призовых денег. С тех пор она немного присмирела и занялась воспитанием дочери.
— У нее есть дочь, сэр? — удивился Хорнблоуэр.
— Есть. Очаровательная четырехлетняя крошка. Горация Нельсон. Возможно, вы ее увидите за обедом.
— Четырехлетняя… — повторил с недоумением капитан. — Горация Нельсон… Прощу прощения, но чья же она дочь, сэр? По отцу, я имею в виду.
— Нельсона, разумеется, — пожал плечами мистер Марсден.
— Но четыре года назад ее муж был еще жив, если я правильно вас понял.
— Ну и что. Дочка родилась от Нельсона. Все это знали, муж тоже. Правда, признавать ее своей он не спешил. В конечном счете, это сделал настоящий отец. Лорд Нельсон официально признал девочку своей дочерью и наследницей. Даже если он не женится на леди Эмме, девочка все равно унаследует большую часть состояния. Богатой невестой она вряд ли будет, но на скромное приданое хватит.
— В самом деле, сэр? — осторожно спросил Хорнблоуэр; большего он себе позволить не мог — интересоваться финансовым положением адмиралов для младшего по званию дерзость непростительная.
Марсден, должно быть, понял скрытое любопытство собеседника и не стал его разочаровывать.
— Лорд Нельсон действительно небогат, — заговорщицки шепнул он. — Вы удивлены? Конечно, во флоте легенды ходят, наверное, о призовых деньгах адмирала. Денег он заработал немало, но у него они не задерживаются. Львиную долю забирает леди Эмма, а все остальное идет на поддержку нуждающихся моряков. Адмирал знает по первым именам всех офицеров, с кем ему доводилось служить, и большинство матросов. Если кто-то из них нуждается или попадает в беду, лорд Нельсон всегда приходит на помощь. Помните заведение Чарли, где мы обедали? Так вот, Чарли лишь один из очень многих, кто денно и нощно должен молиться за своего бывшего командира. Для себя же ему ничего не надо — только самое необходимое.
